Леонард Нимой - Я — Спок
Грейс Ли Уитни в роли старшины Дженис Рэнд
И это была серия, в которой Спок «родился». Возможно, в выборе «Корбомита» есть условность, поскольку вулканец по-прежнему оставался довольно противоречивым в манере держаться. Например, в начальной сцене юный член команды по имени Бейли повышает голос от волнения. Вулканец отчитывает его за неуместную эмоциональность (а когда Бейли говорит, что это результат действия адреналиновой железы, Спок сухо советует «ее удалить»). И при этом мгновением позже Спок точно так же срывается на крик!
А еще, если вы посмотрите серию, то заметите, что у Спока на щеках румянец, и что кожа у него блестит, заставляя предположить, что он потеет из-за напряжения, которое царит на мостике. Со временем Фрэнк Филипс отказался от розовых оттенков и использовал бледно-зеленый цвет. Он также потратил уйму усилий, чтобы держать меня совершенно сухим после того, как было решено, что Спок не потеет.
Думаю, «Корбомит» следует описать как пограничную серию, в которой я все еще вживался в роль. В какие-то моменты мне удавалось верно ее ухватить, а в какие-то — нет. Все еще существуют моменты, когда Спок, кажется, вот-вот улыбнется. В начале первого сезона персонаж был вычурным, утрированным — слишком эмоциональным, с чуть большими ушами, чуть более кустистыми бровями, чуть более рваной челкой. С течением времени мы улучшали и полировали Спока до тех пор, пока он не превратился в то хладнокровное, элегантное создание, каким мы видим его сегодня.
Но именно во время съемок этой серии у меня случилось своего рода озарение, которое помогло мне осознать, кто именно такой вулканец, и я обязан им чудесном режиссеру по имени Джозеф Сарджент.
Джо был режиссером-ветераном и необычайно энергичным профессионалом. У него было сверхъестественное чувство сюжета и того, в чем именно заключается ценность и сильные стороны каждого сценария. Я встречался с Джонни задолго до «Звездного пути», когда пробовался на режиссера для «Человека от Д.Я.Д.И.». Так вышло, что Джо был режиссером нескольких серий, а я ходил за ним хвостом.
Как-то рано утром я добрался до офиса раньше него и нашел бумаги у него на столе. Это были заметки на первых страницах сценария, который он собирался снимать в тот день. Он сделал очень лаконичный пересказ всего сюжета — но мне в глаза бросилась фраза, стоявшая после его описания «тизера» (первого короткого эпизода, призванного зацепить зрителей на крючок). «Наш герой роется на полках, находит нужную бумагу, реагирует, — писал Джо. — Затем дверь медленно, со скрипом, отворяется — и понеслись!»
Я словил огромный кайф от этой маленькой фразы, и всегда держал ее в голове, когда занимался режиссурой — настолько идеально она отражает напор и радость, которые Джо находил в рассказывании историй. Я думаю, что работа режиссера — переживать эту радость, делиться ею с актерами и, в конечном итоге, со зрителями. Джо Сарджент, Марк Дэниэлс и Джо Пивни — вот три режиссера, от которых это заразительная энергия во время работы била через край.
В любом случае, я помню, как Джо как-то в конце мая 1966 года режиссировал одну конкретную сцену из «Корбомита». Это была одна из сцен на мостике (в общем-то, 90 % сцен в этом эпизоде происходили на мостике, делая эту серию одной из самых бюджетных), когда вся команда реагирует на появление огромной сияющей сферы на обзорном экране (конечно, мы, актеры, ничего, кроме пустого экрана не видели). Предполагалось, что все мы обеспокоены этой новой странной угрозой, и моя реплика состояла из одного-единственного судьбоносного слова: «Поразительно…»
Я просто не имел представления, как следует его произносить. Я все еще отчасти находился в режиме «первого помощника», но громко выкрикивать такое слово казалось неуместным. Каждый вел себя в соответствии со своим характером — разумеется, по-человечески — но я никак не мог понять, как будет реагировать вулканец или как это слово должно звучать.
До тех самых пор, пока Джо Сарджент мудро не посоветовал: «Слушай, тебе не надо изображать тревогу по поводу того, что ты видишь на экране. Вместо этого будь спокойным и любопытным. Будь ученым».
Один логичный парень
В миг, когда он сказал это, внутри меня что-то щелкнуло. Джо просто пролил свет на то, что делало этого героя уникальным и отличным от всех остальных на мостике. Я собрался, сделал глубокий вдох и спокойно произнес: «Поразительно…»
И раздавшийся голос принадлежал не Леонарду Нимою, а Споку. И, хоть вулканский лоск время от времени пропадал (например, в «Женщинах Мадда» Спок улыбается при виде очаровательного окружения Мадда), я начал по-настоящему понимать, что из себя представляет Спок. И вулканец по-настоящему оказался среди нас.
Я стал использовать больше сдержанности в движении, жестах и мимике персонажа. В «Я — не Спок» я упоминал один из своих величайших источников вдохновения — Гарри Белафонте. В середине 1950-х мы с женой ходили слушать Белафонте в Греческом Театре Лос-Анджелеса.
За первые 45 минут выступления он едва ли шевельнул и мускулом — он просто стоял у микрофона, абсолютно неподвижно, ссутулив плечи и свободно опустив руки на бедра. И вдруг он наконец-то пошевелился. Он всего лишь медленно поднял правую руку параллельно полу — но влияние этого единственного неспешного движения на зрителей было громаднейшим. Если бы он выплясывал на сцене, жест ничего бы не значил, но так… так он поразил, как удар молнии.
Воспоминание об этом концерте руководило мной при создании Споковых манер в ранних сериях «Звездного пути».
К этому времени дни мои начали сливаться друг с другом, работа над сериалом — позвольте мне воспользоваться преуменьшением в вулканском стиле — несколько утомительна. Мой обычный распорядок на неделе начинался в 5-30 утра, чтоб я мог оказаться в гримерном кресле Фредди Филлипса не позднее 6-30. Я завел привычку пить кофе в машине и жевать сэндвич с яйцом, беконом и толстым слоем лука в гримерном кресле. Пока Фредди прилаживал уши, я ел. Мы с ним вели тихий, приятный разговор до 7 часов, покуда не появлялся Билл Шатнер и не начиналось светопреставление!
Билл в то время был весь во внедорожных мотоциклах, и, как и всеми остальными его страстными увлечениями, он был ими совершенно одержим… некоторое время. Он появлялся по понедельникам — хромающий, как старик, больной артритом, и покрытый синяками и царапинами по всем тем местам, которыми он, падая, встретился с кустами. Конечно, не считая лица — единственной части тела, о которой Билл заботился. Он подшучивал надо мной по поводу моего завтрака (отпуская несколько философских замечаний о влиянии лука на мое дыхание), а я поддразнивал его насчет того, как бесстрашный мачо-байкер не в состоянии пропустить ни одного кустарника.
