Роберт Мейсон - Цыплёнок и ястреб
Я повернулся обратно, к приборной доске и расслабился. «Кроэйтан» покачивался на волнах, а я проходил по процедурам и вспоминал Пэйшнс.
— Если так сидеть целый день, то тут и дровосек придушил бы кого-нибудь, смеха ради, — так говорил Деккер. Деккер был арканзасцем из другого взвода. Вечно запыленный, неряшливый, и даже песочный ежик волос на его голове выглядел растрепанным. Он всегда был рядом со своим земляком, капитаном Моррисом и они перебрасывались всякими поговорками южан — «Довольный, как дохлый пес на солнцепеке».
Моррису было почти сорок. Хотя он и перешучивался с Деккером, но выглядел встревоженным. Он бриолинил свои редеющие черные волосы, а в уголках рта у него залегли задумчивые складки — последствие многих лет сосредоточенности. Моррис был моделистом. Он раздобыл у боцмана чертежи «Кроэйтана» и большую часть времени проводил за постройкой детальной модели корабля. Он даже нанес ржавчину в нужные места. Когда мне надоедало глазеть с носа или играть в шахматы, я частенько шел посмотреть, как работает Моррис. Это завораживало. По движениям его умелых рук и миролюбивому взгляду я видел, что ему нравилось делать то, что он делал. Но почему «Кроэйтан»? Моррис объяснил, что «Кроэйтан» был последним в своем роде. Моррис мне нравился и я его уважал. В эти бесконечные дни он, похоже, держался лучше, чем я сам.
Если бы у меня было любимое время суток, то им стал бы конец второй половины дня, когда солнце уже опускалось. Однажды я стоял на носу, глядя на то, как солнце уходит ближе к горизонту и вдруг заметил что-то впереди. Контакт с инопланетянами. Мы не одиноки.
На нос вышел человек и поставил локти на фальшборт, чтобы удобнее было держать большой бинокль. То, что было перед нами было темным и извивалось, словно морской змей.
— Ветвь, похоже, — сказал моряк. — И на ней что-то есть. А что, пока не знаю.
Мы подождали.
— Это чайки на ней сидят, — объявил он растущей толпе. — Они на нас не смотрят. Похоже, не знают о нас.
«Кроэйтан» шел курсом на столкновение с двадцатифутовой ветвью и двумя ее пассажирами.
Я глянул на мостик, с правой стороны летной палубы. Какой-то парень в футболке высунулся из-за стекла, показывая вперед.
— Эти парни хотят переехать птичек, — сказал только что подошедший Деккер. — Это ж как собаку отодрать или мусор раскидать.
На носу уже столпились человек пятьдесят. Я стоял впереди. Чайки все еще сидели на своем насесте, не глядя в нашу сторону. В самой середине Тихого океана им удалось найти место, где они могли остановиться и отдохнуть.
Я перегнулся, чтобы увидеть момент столкновения. Идеальный удар. Ветвь разломало пополам, чайки попытались взлететь, но их засосало в носовой бурун и они исчезли. Через несколько секунд, с правого борта, футах в двадцати за форштевнем, появилась сначала одна, а потом вторая, встряхивая головками; их крылья били по воде.
Мы проходили Батаан. Лиз и я оперлись о релинг. На горизонте из моря поднимались серо-синие горы. Это была единственная земля, которую мы увидели на пути из Калифорнии во Вьетнам. Лиз молча смотрел на далекие острова. Когда-то ему пришлось сажать там планер.
— Как там было? — спросил я.
— По-настоящему жарко, — он обернулся ко мне с улыбкой. — Самое поганое чувство в жизни. Эти ебаные планеры не садятся, они рушатся. Когда я учился их водить, вроде все получалось. Нагрузишь эту штуку солдатами — летает, блядь, как наковальня.
Лиз начинал ругаться, только если речь заходила о планерах.
— Разбили планер?
— Ну, я вылез из него на своих двоих, так что это можно назвать посадкой. На моем планере несколько человек было ранено, на других были убитые. Жуткая затея, эти планеры… «Хьюи» хоть может обратно улететь, как солдат высадим.
— А что делать после посадки?
— А что хочешь. Сел — шагай обратно к линии фронта, если можешь. Кое-кто не смог.
— Черт возьми! Как ты попал на планеры?
— Весь класс моей летной школы взяли и перевели на обучение планерам. Никаких объяснений. Вчера мы летали на учебных самолетах, сегодня пошли в школу планеристов.
— Ты и в Корее летал?
— Ага. Тактическая авиаэскадрилья.
— И как?
— Нормально. Люблю летать на всем, что с двигателем.
— А зачем ты в Кавалерию пошел?
— Даже не знаю, если честно. Похоже, слишком люблю летать. В бою. Боевой вылет, это… проверка. Я каждый раз пугаюсь до усеру, но много об этом думаю. Кавалерия — это для меня хорошо, так я считаю. Этот стол в кабинете для меня каждый день все больше был похож на крышку гроба. Ну, ты понимаешь.
Я кивнул, хотя и не был особо уверен.
— Ага. В бою это, по крайней мере, быстро, — и он ухмыльнулся.
— Сделал ставку на отдачу якоря? — спросил я Кайзера.
— На хуй. Это строго для салаг, — ответил он после партии в кости в кают-компании. — Каждый, кто делает ставку на точное время, когда мы отдадим якорь — придурок.
— А я поставил доллар на 9:37, — сказал Коннорс.
— Значит, ты придурок.
— То-то моя мама так расстраивалась.
Я поставил доллар, но Кайзеру не сказал.
За день до высадки корабль превратился в растревоженный улей. Мы получили неофициальную рекомендацию «изыскать дополнительное имущество» на корабле для нашего лагеря. Энсин Уолл согласился, что некоторые «заплесневелые старые матрасы» можно и забрать, и отправился с полковником Догвеллом в обход — обсудить, что действительно можно погрузить на наши «Хьюи».
Сотни человек рыскали по отсекам, собирая добро, а другие готовили «Хьюи» к полету. С вертолетов сняли виниловое покрытие и выбросили его за борт. Несколько дней в море машинам не повредят. Из трюмов достали ящики с лопастями; их надо было отсортировать и присоединить к машинам. Вертолеты на летной палубе будут готовы к взлету почти сразу по прибытии в Кинхон. Когда они освободят палубу, на их место поднимут другие, включая и тот, который поведем мы с Лизом. Считалось, что сборка, проверка и загрузка «Хьюи» займет три дня.
Плоды корабельной охоты за имуществом укладывались в вертолеты. Команды рядовых, уоррентов, лейтенантов таскали груды матрасов, мотки веревок, проволоку, тюки брезента, инструменты и даже доски на ангарную палубу и прятали их в «Хьюи». Брали мы вовсе не мусор. И матрасы, и веревки с инструментами были новенькие. Мы обчищали корабль.
Высадив нас, он вернется в Штаты и получит новое добро. А нам предстоит жить где-то в глубине джунглей, а потому нам пригодится все, до чего мы можем дотянуться. Я более или менее соглашался с таким взглядом на вещи, но иногда, когда я видел, сколько всего мы сгребаем в вертолеты, меня все же слегка грызла совесть.
