Александр Любищев - Дневник А. А. Любищева за 1918-1922 гг.
Симферополь, 1 июня 1919 года, 13 ч. 50 м. — 1 6 ч. 30 м
О лекции Гурвича «О витализме и механизме» (изложена отдельно)В лекции 31 мая (продолжалась всего час) Гурвич чрезвычайно сжато изложил основы практического витализма. Для меня она оказалась очень ценной в смысле уяснения связи его рассуждений о критерии реальности с направлением его работ и вообще как наиболее ясное изложение ценности витализма из всего читанного и слышанного. Первоначальное впечатление от лекции — это ее полная непреоборимость и только внимательно разобравшись, начинаешь видеть некоторые теневые стороны. Эти стороны касаются не оправдания направления, против него, конечно, никаких возражений представить нельзя, а самой формулировки различий витализма и механизма.
Гурвич в разговоре со мной неоднократно указывал, что мое определение витализма, как выражение определенного направления ума, общего всем областям знания, страдает расплывчатостью. Внимательно присмотревшись к его положениям, начинаешь видеть расплывчатость и в его определении (механизм утверждает, что с определенной констелляцией материи обязательно связана жизнь, витализм же это или отрицает, или сомневается). Упрек Гурвича, что в такой постановке механизм является догматическим всегда, витализм же может и не быть догматическим, по-моему, правилен, так как в числе лиц, не решающихся утверждать, что с определенной констелляцией материи связана обязательно жизнь, могут быть и критические механисты. (Отметки Гурвича: механизм по своему существу экстраполирует свои принципы, витализм, наоборот, обособляет свой «Аквендингеберейх» и от этого зависит разница в догматичности). Конечно, это будет в известной степени непоследовательно, но и позиция критического витализма также страдает непоследовательностью. Поэтому было бы проще создать только два категория догматического витализма и догматического механизма, но так как фактически существуют промежуточные мнения, то приходится признать, что строго разграниченного определения дать вообще невозможно. Витализм и механизм — трансгрессивные понятия: с упрочением какого-либо воззрения оно мало помалу делается более устойчивым и, следовательно, более догматическим, но то обстоятельство, что в настоящее время механизм является более догматическим, чем витализм, вовсе не есть характеристика механизма как такового, а исключительно последствие исторических условий. В этом смысле мое толкование ничуть не менее расплывчато, чем толкование Гурвича и, мне кажется, даже из его лекции можно найти места, где он бессознательно становится на мою точку зрения. Именно в конце лекции он говорит: отделение витализма и физико-химических воззрений будет продолжаться до тех пор, пока неорганические науки будут предъявлять в качестве критерия реальности представимость понятий; при расширении картин физики и химии возможно полное слияние биологии с неорганическими науками. (Ведь я и утверждал, что этот разговор не относится к «Форшунг»). Если даже это и верно, то, значит, критерием биологии как самостоятельной науки является вовсе не разговор о следствии жизни, как определенной констелляции материи, а именно признание особых специальных закономерностей, т. е. то, в чем я полагаю разницу органических и неорганических наук. (Что это собственно значит).
На мой взгляд, Гурвич не прав, физика и химия не сольются с биологией и в том случае, если неорганические науки поднимутся на ступень высшей закономерности (получится только движение параллельное витализму в биологии) и, кроме того, я считаю, что Гурвич совершенно не прав, считая, что неорганические науки ставят критерием реальности представимость понятий. Неужели, такие понятия, как гравитационная сила (но ведь именно поэтому гравитация и заменяется другими представимыми представлениями, начиная с Гюйгенса), световой эфир, химическое сродство и т. д. представимы, т. е. могут хотя бы фиктивно перейти в область нашего восприятия; однако, они считались и считаются вполне реальными.
Кроме того, именно из моей точки зрения и следует, что временами в виде исключения и физика становится уже и теперь на точку зрения, аналогичную практическому витализму.
Более того, я считаю, что Гурвич недостаточно оттенил (вернее, молчаливо считал оба понятия как бы тождественными) понятие реальности постулируемого фактора и понятие его допустимости как орудия исследования. Может быть, он так поступил только из осторожности, боясь крика беотийцев, так как и то, что он сделал в достаточной степени раздражает ученый мир. Мне кажется, что допустимым является введение всякого чисто формального фактора совершенно независимо от того локализован он в пространстве или нет, терпит ли он внутренние или внешние противоречия и вообще независимо от того, может ли он претендовать на какую-либо степень реальности. Единственным критерием допустимости введения такого фактора является его полезность, т. е. возможность использовать его в качестве орудия познавания, т. е. делать доступные проверке дедукции. (Заметки Гурвича: о слиянии обоих я не говорил, а упомянул, что после соединения возможно каждую минуту новое расхождение).
Мне кажется, что так мыслят все современные физики (например, такое впечатление я вынес о теории гравитации на основе принципа относительности, судя по докладу профессора Кордуша) и такое мышление не имеет ничего специфически биологического или виталистического: так обязаны мыслить и биологи-механисты, но они так не мыслят, потому что в большинстве случаев вообще не мыслят или мыслят слишком поверхностно. Такое мировоззрение является, по-моему, просто научным отражением прагматизма, как я понимаю.
Расширяя таким образом объем допустимого, я должен представить несравненно большие требования к понятию реального. На звание реального может претендовать только такое понятие, которое при своем распространении во все доступные области не терпит не только внутренних, но и внешних противоречий. Последнее ограничение кажется на первый взгляд излишним, но несомненно, что никакое мировоззрение не может обойтись с одним реальным понятием. Совместное же существование нескольких понятий, очевидно, требует (если мы признаем, что все понятия реальны), чтобы они не только каждое в отдельности, не страдали внутренними противоречиями, но чтобы между ними также противоречий не было.
Мне и в голову не приходило ограничивать допустимость в науке потенциально реальным, но это не относится к делу, так как не нужны именно потенциально реальные допущения для построения системы жизни.
Приведу примеры:
