Тони Бэрроу - Джон, Пол, Джордж, Ринго и я (Реальная история ‘Битлз’)
Вскоре после моей первой встречи с битлами, Брайан Эпстайн заключил со мной сделку за обедом в ресторане морской пищи в лондонском Вест-Энде. Он сказал, что моя должность будет называться старший служащий прессы и рекламы и что я буду руководить первым лондонским офисом ‘НЕМС Энтерпрайсиз’. Он, должно быть, почувствовал, что зарплата волновала меня больше, чем громкое наименование должности, потому что после того, как первоклассная еда из дуврской камбалы была запита Шабли, он сказал: “Не говори мне, сколько ты получал в ‘Декке’, но сколько бы они тебе не платили, я удвою сумму”. Поскольку я недавно женился и испытывал трудности с обставлением новой квартиры мебелью, я не собирался отвергать это предложение. Так или иначе, мне начинали нравиться как музыка, так и сами битлы, и мне проиграли их следующий многообещающий сингл ‘Пожалуйста, порадуй меня’. Мы пожали руки за кофе и коньяком. Мои озабоченные родители сомневались в мудрости этого шага, спрашивая меня, действительно ли я знаю, что делаю. “В конце концов, ‘Декка’ это многоуважаемая компания”, – убеждали они, “а Эпстайн это просто какой-то делец с группой из молодых парней, которые неизвестны за пределами Ливерпуля”. Если бы они знали, что этот человек является ‘гомиком и евреем’, что было известно Джону и мне, они бы использовали более сильные выражения. Шесть лет спустя, когда моя урочная работа в качестве рекламного агента ‘Битлз’ подошла к своему естественному концу, они вновь говорили примерно то же самое: “Ты понимаешь, что делаешь, сынок, уходя из такой многоуважаемой компании, как НЕМС, чтобы основать свою собственную?”
К январю 1963 года, года, в который битломания примет национальный масштаб, Брайан Эпстайн изменил своё предсказание о будущем своей любимой четвёрки: “Они будут более великими, чем Элвис”, – говорил он нам.
2 Ребята Брайана
“Ребята, я только что услышал вашу первую запись номер один. Поднимитесь и послушайте”. С этими словами Джордж Мартин вызвал Джона, Пола, Джорджа и Ринго наверх в свою контрольную комнату после 17 дубля ‘Пожалуйста, порадуй меня’. Дата была 26 ноября 1962 года, место было студия номер два комплекса ЭМИ ‘Эбби-Роуд’ в Сент-Джон’с-Вуде на севере Англии.
В то время я только принял предложение работы Брайана Эпстайна, и моей незамедлительной задачей являлось узнать о битлах так много, как это было возможно, прежде чем развернуть новое пышно названное ‘Отделение прессы и рекламы ‘НЕМС Энтерпрайсиз’’. Этим я и занимался до 1 мая 1963 года, даты, с которой – по соглашению между ним и мной – я должен был начать работать. В качестве части выбранного мною для себя графика обучения, я наблюдал, как группа проходила через утомительную повторяющююся из раза в раз работу по созданию их второго сингла на ‘Парлофоне’. Продвинутые технологии записи нынешних дней позволили бы им закончить эту работу вчетверо быстрее, но в начале шестидесятых самая малейшая ошибка означала ‘остановку на полном ходу’, возврат в самое начало и запись всей песни ещё раз. Инстинктивно я согласился с предсказанием Джорджа, что ‘Пожалуйста, порадуй меня’ доберётся до вершины списков популярности, и я надеялся, что мы убеждены в этом не силой постоянного повторения этой мысли.
После ‘Пожалуйста, порадуй меня’ я посещал по мере возможности как можно меньшее число сессий записи на протяжении моих шести лет с ‘Битлз’, за исключением тех случаев, когда у меня было дело, имеющее отношение к одному или нескольким ребятам. Я находил более вознаграждающим подождать и услышать законченную работу на диске в моём офисе на следующий день. Таким образом, для меня не стало проблемой, когда в не столь отдалённом будущем битлы настоятельно исключили посторонних со своих сессий записи, ревниво охраняя святилище студии, как свою частную и личную мастерскую. Для битлов их студийное пространство было не менее священным , чем гримёрка для актёра за полчаса до поднятия занавеса. В конечном счёте, когда сессии стали более сложными и напряжёнными, жён и других любимых женщин в семье и на работе попросили сделать свои визиты краткими или оставаться вместе в стороне, – вот почему Синтия Леннон, Джейн Эшер, Патти Бойд и Морин Кокс ожидали в одной из модных теперь дискотек Вест-Энда – обычно ‘Спикизи’ (‘Говоринепринуждённо’) или ‘Шотландцы святого Джеймса’ – когда их мужчины закончат работу и приедут из Сент-Джон’с-Вуда, чтобы присоединиться к ним в два или три часа ночи. Этот запрет распространялся на несущественные визиты деловых помощников, хотя, очень редко, они позволяли мне впустить горстку заслуживающих доверия журналистов и избранных фотографов. Они доверяли мне вводить нужных людей и, по крайней мере, в ранние дни они признавали необходимость контакта со средствами массовой информации и принимали, что рекламные возможности должны иногда брать верх над их желанием уединиться на рабочем месте. Думаю, музыкальный издатель Дик Джеймс был одним из тех, кто мешал битлам идеей политики открытых дверей во время сессий звукозаписи. Шумливый, весёлый, трудолюбивый, гениальный, проницательный, имевший добрые намерения Дик не мог устоять против соблазна всякий раз нажать кнопку связи Джорджа Мартина и прокричать через динамики слова поздравления или поощрения группе, находящейся внизу в студии, как только они заканчивали каждый дубль. Присутствие Брайана Эпстайна обычно терпелось, если только он не вмешивался в процесс создания музыки. Тогда мы слышали резкую отповедь Джона со студийного этажа: “Иди и считай наши деньги, Брай. Мы будем заниматься музыкой, а ты придерживайся процентов”. Битлы следовали ливерпульской привычке сокращать имена своих друзей и коллег, иногда даже до одного-единственного слога, если это было возможно. Эпстайн стал ‘Эппи’, Брайан был сокращён до ‘Брай’. Когда битлы говорили с ним, они называли его ‘Брай’, а когда они упоминали его имя в разговорах с остальными из нас, то это был ‘Эппи’. Они называли Нила Аспинолла ‘Нел’, чтобы не путать с ‘Нелли’, их прозвищем для подростковой покорительницы чартов Хелен Шапиро, когда они гастролировали вместе в 1963 году. Я понял, что я зарабатываю одобрение ребят, когда сперва Пол, а затем постепенно и все остальные начали называть меня ‘Тон’.
Битлы, в частности Джон и Пол, преуспели в соревновании при опасности уступить первую сторону их второго сингла композиции Митча Мюррея, которая заставила их сильно постараться, чтобы вложить всё, что у них имелось, в запись ‘Пожалуйста, порадуй меня’. Они знали, что мнение Джорджа Мартина колебалось между их собственной песней и ‘Как ты это делаешь?’ Мюррея. Группа записала первые версии обеих песен на их сессии записи ‘Люби же меня’ парой месяцев ранее и Мартин немного стонал по поводу темпа номера Леннона-Маккартни, говоря, что его нужно записывать не как медленную сентиментальную балладу, а как “громкий, хвастливо звучащий быстрый номер”, как группа теперь и поступила. Чтобы придать ему связь с ‘Люби же меня’ (в те дни бизнес поп-музыки любил слышать некую похожесть и преемственность в последующих синглах), снова была включена жалобная гармоника, но в этот раз в более оживлённом варианте. После восьмого или девятого дубля битлы надеялись, что им удалось удовлетворить их продюсера записи. Когда Джордж Мартин со своим инженером собрались в контрольной комнате, чтобы прослушать ещё раз пару более ранних дублей, Пол закричал со студийного этажа: “Что нам делать теперь?” Мартин шутливо закричал в ответ: “Почему бы вам не сыграть ’Голубую луну’?” К огромному изумлению всех, битлы тотчас ринулись прямо в импровизированную быструю версию ‘Голубой луны’. Некий здравый смысл вернулся в студию, когда Мартин указал, на этот раз сухо, что время ограничено, и если никто не возражает слишком сильно, то он хотел бы услышать ещё один дубль ‘Пожалуйста, порадуй меня’.
