Юрий Алексеев (2) - Евгений Чудаков
Не было и непреодолимой дистанции между преподавателями и студентами. Напротив, ведущие ученые старались приблизить к себе молодежь, воспитать единомышленников и продолжателей своего дела. Легендарными стали прогулки, во время которых Жуковский, Мерцалов, Гавриленко много беседовали со студентами или принимались объяснять что-то, записывая формулы прутиком на песке. Каким привлекательным и радостным для Чудакова оказался этот мир после ограниченного провинциализма богородицкого училища и казенного формализма кадетского корпуса!
В жизнь Московского техническою училища Евгений погрузился с восторгом. Первое, что он сделал, — обрел вольнодумно-студенческий вид: черная косоворотка, схваченная широким ремнем с пряжкой, студенческая куртка нараспашку, на стриженной под машинку голове — форменная фуражка с эмблемой ИМТУ, большие рыжие усы а-ля Максим Горький. Он снял недорогую комнату, где стал жить вместе с двумя товарищами из Богородицка, поступившими в Московскую сельскохозяйственную академию. Завязав в «группе Дмитриева» московские знакомства и имея репутацию отличника, легко нашел уроки. По утрам, отправляясь в училище, он обычно негромко напевал популярные арии, особенно часто одну, в которой были такие слова: «Не жалейте же Гасана! В жалком рубище своем он, владелец талисмана, не горюет ни о чем».
Но разочарования, пережитые в Богородицке, и обида, нанесенная ему в родном Сергиевском, оставили отпечаток о душе. С новыми знакомыми Евгений был ровен и вежлив, но фамильярных отношений не терпел, ни с кем особенно не сближался и в разговорах всегда обращался ко всем на «вы».
Затеи научно-технические влекли к себе Евгения неодолимо. На первом курсе он записался во все общества и кружки, существовавшие в училище, в том числе и и авиационный к Жуковскому. На втором, немного поостыв, понял, что техника настолько обширна, что охватить со одному человеку не под силу. Надо выбирать свое направление. Предмет, который заинтересовал его более всего, назывался кинематикой механизмов. Мир движущихся шестерен, поршней и рычагов, законы их взаимодействия завладели воображением студента-второкурсника. Этому способствовало и то, что курс блестяще читал Н. И. Мерцалов, на «необязательных» лекциях которого свободных мест не бывало. Евгений пришел к преподавателю и попросил дать ему «настоящее дело». Таким делом оказалось составление задачника по кинематике, до которого у самого Мерцалова, как говорится, руки не доходили.
Так Евгений Чудаков впервые взялся за серьезное дело в сфере научно-технической. Выполнить работу он должен был вместе с сокурсником, знакомым еще по «группе Дмитриева» — Мишей Хрущевым. Первые два десятка простейших задач они составили довольно легко, демонстрируя друг перед другом отличное знание курса. Далее, как это часто бывает с соавторами, начались споры и разногласия. Чуть ли не по каждой задаче средней трудности требовалось решающее слово преподавателя. А тут еще у Евгения появились дополнительные трудности — материальные. Жизнь и учение в Москве стоили гораздо дороже, чем в Черни или в Богородицке. Приходилось брать все больше уроков. Недоставало времени уже не только на составление задачника, но и на занятия.
На что хватило Чудакова в этой ситуации, так это на сдачу всех экзаменов за второй курс в срок и на «весьма». Оценка «весьма удовлетворительно» соответствовала нынешней «четверке».
Итак, первое «настоящее дело» не было доведено и до половины. Наступающее лето несло не столько радости, сколько проблемы. Домой ехать как-то неловко — садиться семье на шею совестно. А ехать еще куда-то не на что.
Лучше всего было бы устроиться куда-то месяца на два. Но обязательно — по технической специальности, чтобы и заработать, и нужные навыки обрести. Однако осуществить это на практике оказалось не так-то просто. Кто доверит неопытному юнцу квалифицированную работу?
Неожиданно помог Миша Хрущев. Узнав, что мучает товарища, он предложил поехать в Орел. Там у Мишиного отца был небольшой заводик по изготовлению двигателей внутреннего сгорания. Сам Миша ехал домой отдыхать, но выказал готовность поговорить с отцом и найти на каникулы работу для Евгения. Предложение было единственным, и Евгений принял его без колебаний. Он не догадывался, что таким образом судьба подталкивает его к главному делу всей его дальнейшей жизни.
3. Найти себя
К перрону городского вокзала в Орле поезд подошел утром. Миша заранее дал телеграмму и предполагал, что отец встретит их. Вглядываясь из окна в толпу, Евгений пытался представить себе, как выглядит его будущий хозяин. Никогда раньше ему не приходилось знакомиться близко с фабрикантами, с «акулами капитализма».
Поезд остановился, под окнами замелькали шляпки и пенсне, котелки и канотье, картузы и платки, но знакомых лиц Миша не обнаружил. Молодые люди вышли на перрон, постояли несколько минут и, не дождавшись встречающих, решили добираться самостоятельно.
На вокзальной площади сгрудились телеги с мешками, извозчики на разномастных экипажах. Зазывно голосили торговцы пирожками и квасом. Словом, царила веселая российская суета и неразбериха. Миша отправился договариваться с извозчиками, а Евгений остался у вокзала с вещами. Картина, развернувшаяся перед ним, была хорошо знакома по Богородицку и Туле. Вдруг в дальнем конце площади произошло некоторое волнение — непривычный предмет, показавшийся в той стороне, нарушил вековую обыденность происходящего.
Словно английский крейсер, распугивающий сампаны и джонки в какой-нибудь малайзийской гавани, на площадь, раздвигая телеги, въехал огромный открытый синий и блестящий автомобиль марки «берлиэ». Он медленно и бесшумно двигался к главному входу вокзала. Много потом будут показывать в кино и описывать в книгах «трескучих самодвижущихся экипажей» начала двадцатого века, но такие описания не всегда правдивы. Потому что дымными и трескучими были лишь дешевые самоделки, к тому же обычно неисправные. Классные машины 1902–1903 годов шумели и дымили поменьше, чем нынешние «Запорожцы». Привыкшие к тишине и свежему воздуху люди ценили эти блага природы больше, чем выросшие в трамвайном грохоте и фабричном дыму.
За рулем автомобиля восседал человек, одетый во все кожаное, в больших очках-консервах. Он старался держаться торжественно, но видно было, что удается это ему не совсем. То и дело кожаный человек вертел головой, чтобы обругать мальчишек, старавшихся уцепиться за авто, и кур, метивших прямо под колеса. Рассматривая приближающийся экипаж, Евгений потерял из виду Мишу, но, услышав громкий крик «Папа!» с ударением, на французский манер — на последнем слоге, увидел своего товарища, пробирающегося сквозь вокзальную толпу к автомобилю.
