Георгий Литвин - Выход из мёртвого пространства
Когда на Кубе победила революция, когда Москва впервые встречала Фиделя Кастро, я вспоминал Вадима Фадеева, Наверное, оживи он тогда хоть на минуту, Фидель бы нашел его, и смотрели бы они вместе в объективы фотокамер. Похожие даже внешне. Ведь Вадим тоже дал зарок не бриться до тех пор, пока не разгромим фашистов. Летчик с бородой - это была редкость!
Любил Вадим шутить. Тогда над его шутками просто смеялись, а сейчас, вспоминая, я вижу, что шутливой была лишь форма, а говорил он вещи вполне серьезные.
Когда он возвращался с задания и вылет был успешным, обязательно давал команду техникам и оружейникам: "Экипаж, становись!" И, вышагивая перед нашим далеко не могучим строем, говорил примерно так:
- Всем объявляю благодарность, большего пока не могу. Но когда буду трижды Героем (если война продлится долго, по Звезде за год войны) и командующим ВВС, то уж тогда я вас не забуду: будем на рыбалку вместе ездить!
И ведь стал бы, и не забыл бы... Если бы не вражеская пуля, которая все обещания на войне, не уменьшая их искренности и правдивости, лишает одного реальности выполнения.
Теперь, наконец, о том, что было, когда Фадеев добежал до наших окопов. Версии этого случая существуют - как бы это помягче сказать - не совсем одинаковые. Вадим, как я уже писал, был прекрасным рассказчиком, импровизатором, за словом в карман не лез. Вот и обрастала эта история различными живописными подробностями. Но Фадеев был награжден орденом Красного Знамени и получил звание лейтенанта - это факт. Об этом писала и фронтовая газета, и "Комсомольская правда".
Я вам поведаю обо всем так, как мне рассказывал наедине Вадим месяца три спустя, был он тогда непривычно серьезен, даже суров, так что о розыгрыше или шутке и речи быть не могло.
Так вот, когда он пошел на вынужденную, то пролетал над деревней, занятой фашистами. Скорее автоматически, чем с какой-то дальней целью, засек и пересчитал все огневые точки противника. Когда оказался на командном пункте командира батальона, державшего фронт перед этой деревней, то первым делом сурово бросил:
- Почему не наступаете? Мы фашистов расколошматили, а вы медлите!
Вадим был в комбинезоне, знаков различия не видно, и командир батальона, посчитав, что такой бородатый богатырь не может не быть в высоких чинах, начал оправдываться: мол, разведка еще не вернулась, не ясно, какие силы в деревушке...
- Я уже все разведал. Фашисты отступают. Как можно время терять? А ну, за мной! - И Фадеев выскочил на бруствер.
Вероятно, тут сыграло роль и то, что солдаты видели, какие удары нанесла наша авиация, и сами рвались в бой. Во всяком случае, они поднялись и пошли за Фадеевым, а потом и обогнали его. Так, единым духом, захватили господствующую высоту и ворвались в деревеньку. Вадим был среди наступающих и лихо швырял гранаты, хотя и делал это впервые в жизни. Противник бежал.
- Слыхал, наверное, что смелость города берет? - закончил рассказ Фадеев. - Я тоже слыхал. Ну, насчет городов проверить еще не удалось - все впереди, а вот с деревнями убедился на собственном опыте.
Какой бы ни был серьезный разговор, без шутки, хотя бы в конце, Вадим обойтись не мог.
...После того как фашистов выбили из Ростова, наши войска начали новую операцию - по освобождению Донбасса. Радовались мы и успехам под Тихвином. Разгром же немцев под Москвой был настоящим праздником. Где были мы, где Mocква, а все ходили именинниками. Однако в феврале наше наступление застопорилось, пришлось перейти к обороне.
С начала 1942 года мы базировались на полевом аэродроме у села Гречишкина в Ворошиловградской области. Село большое, в междуречье Северского Донца и Айдара, вдали от больших дорог. Забегая вперед, скажу, что стояли мы том почти полгода, но лишь в июле, когда превосходствo вражеской авиации стало полным, а наши самолеты взлетали и садились днем и ночью, можно сказать, под самым носом у фашистов, им удалось засечь наш аэродром. Маскировку до тех пор мы соблюдали строго. Самолеты размешались в капонирах рядом с лесом, технические службы были укрыты в роще, там же находился ПАРМ (так сокращенно назывались передвижные авиационные ремонтные мастерские).
Были вырыты траншеи для укрытия личного состава, для командования землянка, там же - нары для отдыха летчиков. Вырыли землянки и для техников, чтобы было где согреться хоть на несколько минут.
Морозы в первую военную зиму стояли трескучие, подумать только, что даже у нас на юге температура доходила до тридцати градусов. И хоть обмундирование у нас было гнилое, а летчикам даже маски специальные выдали, случались, что обмораживались.
Исподволь накапливалась усталость. Изнуряющая военная и усталость, которую можно сравнить разве что с отупелостью, другого слова просто не подберу. Мне трудно даже сказать, кому больше доставались: летчикам или техникам. Теплых чехлов для самолетов не хватало, поэтому моторы ночью нужно было часто прогревать. Вот и ходили механики всю ночь от самолета к самолету. Утром заправка, срочный ремонт, а впереди - опять ночь без сна. Один из техников не выдержал, пошел жаловаться комиссару. Тот выслушал, озадаченно почесал затылок, наконец сказала
- Ладно, ты иди, что-нибудь придумаем!
Вечером к техникам пришли два солдата из аэродромного обслуживания: мол, прибыли в ваше распоряжение.
- Помогать?
- Нет, следить за тем, чтобы вы не замерзли! Чертыхнулись техники, хотели сплюнуть на землю, да вспомнили, что слюна на лету замерзла бы. Но ведь что удивительно, пригодились солдаты и в таком странном качестве: не раз и не два они подхватывали техников, когда те в полузабытьи опускались на землю.
Здорово помогали нам жители села. Особенно женщины в санчасти (под нее большую избу приспособили) нашего врача Галанкина. Был он и терапевтом, и хирургом, и зубным, и глазным. И к тому же хоть раз в неделю, но обязательно читал лекцию на разные медицинские темы и даже - по психологии. Удивлялись, но слушали внимательно.
Летное поле постоянно заносило снегом, и тогда приходилось расчищать длинную и широкую взлетную полосу. Вся техника - лопаты. Тут тоже на подмогу нам приходили жители села. И случилась трагедия...
Возвращались с задания Вася Шумов и Петя Откидач. Оба хотя и легко, но раненные. А мороз сильный, и на высоте, хоть минуту промешкай, им и вовсе гибель. Поэтому с ходу пошли на посадку. В это время на взлетной полосе шуровали лопатами и мы, и жители села. Большинство, сообразив, в чем дело, попрыгали в сугроб, в сторону от полосы, а две женщины, словно обезумев, бросились со всех ног вдоль нее. Первым сел Вася Шумов. Самолет его катился на лыжах, тормозить нечем, и в сторону не свернешь. Одна из женщин попала под винт... О господи, сколько смертей видел, сам под смертью ходил, но даже сейчас - закрою глаза - встает передо мной эта картина!