Анри Труайя - Этаж шутов
– Тогда не теряй времени! Во дворце нет недостатка в забавных рожах! Смейся над кем хочешь и как посчитаешь нужным! Даю тебе полную волю! А теперь ступай и думай о твоих будущих жертвах. Мне не терпится посмотреть, как ты представишь их. С этих красивых господ слетит вся спесь, когда они узнают себя в обличье карлика.
Выйдя от государыни, Вася почувствовал необыкновенную легкость, ноги сами несли его, а в разгоряченной голове теснились, толкая друг друга, образы сановитых с характерной речью и присущими им привычками. Их было так много, что Вася не знал, кому отдать предпочтение. Наконец он выбрал двух-трех человек, особо смешных, чьи причуды, однако же, он никогда не посмел бы осмеивать, если бы к тому не понудила государыня. Отныне он был обязан замечать и доводить до крайности малейшие их промахи. Более того, его собственное спасение зависело от того, насколько дерзко он высмеет людей, против которых, в сущности, ничего не имел. Разумеется, он понимал, что чем больше он преуспеет, тем сильнее унизит тех, кого выбрал мишенями. Но ведь он развлекает царицу, и это полностью его оправдает за те небольшие раны, которые он нанесет их самолюбию в интересах Отечества. Итак, он остановился на трех особо приметных персонах: на виночерпии государыни, на шталмейстере и на секретаре Сергее Замятине. Выбор казался во всех отношениях удачным, и Вася не сомневался, что сможет при случае устроить яркое зрелище, запустив шутиху.
Он с нетерпением ждал, когда царица его пригласит к себе. Однако шли дни, а царица молчала. Наверное, она по рассеянности забыла про свой приказ, думал Вася. Немного утешало то, что во все это время к ней не был вызван ни один из шутов. Небольшая труппа отдыхала в полном составе. Это вынужденное безделье обеспокоило даже невозмутимого Пузыря. Здешний старожил, водивший дружбу со слугами, он решил сам обо всем разузнать, тайно спустившись на нижнюю половину дворца.
Через два часа ходок возвратился с неслыханной вестью. Две недели назад Ее Величество застала на царской половине дворца Бирона с Натальей Сенявской, он с ней возился в приемной. У Натальи пылали щеки, было расстегнуто платье и задраны юбки – видно, плутовка сдалась. Фрейлину, потерявшую честь, отослали к родителям – скандал небывалый! – а фаворит, виновный в столь мерзком поступке, не допускался больше в спальню своей августейшей возлюбленной. Горничные царицы доподлинно рассказали Пузырю, что в то утро, когда они пришли подготовить государыню к утреннему туалету, каждодневной церемонии в присутствии нескольких избранных, Ее Величество лежала в постели одна, а что до мужской одежды, то на нее в царской опочивальне даже намека не было. Близкие к Ее Величеству люди заключали пари: какой покаянный срок она положит бесстыднику. В любом случае, по словам Пузыря, выходило, а он опросил во дворце немало приятелей, – царице сейчас было не до веселья. Надо дожидаться лучших времен, которые, несомненно, наступят. Все окончится надлежащим взысканием, после чего последует нежное отпущение грехов. Не Наталье Сенявской, с ее миловидным личиком, в ее двадцать лет, разрушать союз, скрепленный ночными утехами и сладостью власти.
– Думаю, что Ее Величество будет дуться не больше недели, – сказал он. – Государыня вспыльчива, но быстро отходит. После небольшой трещины в любовных делах этой исключительной пары не получит ли Бирон подарок в знак примирения?
– Какой? – спросил Вася.
– Государыня не скупа, и в ее опахале достаточно перьев! Она уже щедро осыпала своего любовника и титулами, и деньгами. Одарив многими землями, она назначила его обер-камергером,[11] присвоила имя и герб французских Биронов, хотя он рожден в безвестной полудворянской-полукрестьянской семье. По ее настоянию курляндский сейм в обход всех претендентов присвоил ему звание герцога Курляндского. И это только начало! Она будет с легким сердцем и дальше его ублажать, забыв недавние приступы ревности. Что с того, что она царица Всея Руси! Когда в коронованной женской головке плоть сражается с разумом, верх берет плоть.
Слушая рассказы Пузыря о нравах двора, Вася все более изумлялся: самые известные люди были здесь такими же необычными, как и шуты, которые их потешали. Ему казалось, что в этом особенном месте жили наперекор общим правилам, отдельно от всей страны.
– А что с красавицей фрейлиной? – полюбопытствовал он.
– Ее лишили звания, – ответил Пузырь. – Родители, разумеется, поспешат ее выдать замуж, чтобы избежать нового скандала.
– Бедняжка! – прошептал Вася. – Она этого не заслужила.
– Ты смеешься? Она сделала все, чтобы заманить в свои сети Бирона, а теперь локти кусает да льет слезы тайком! Так ей и надо! Красивая улыбка – это еще не значит, что ты можешь строить куры тому, кого отличила царица.
Решительные слова Пузыря окончательно убедили Васю: императрица в глазах своих подданных будет всегда священным лицом, что бы она ни делала. Сомневаться в царице – все равно что не верить в Россию, а значит, в какой-то мере не верить в Бога, который привел ее к трону.
В эту ночь Вася заснул позже обычного. Задремывая под бормотание и храп товарищей, он чувствовал, что засыпает легко, как в детстве, безмятежным, спокойным сном.
VI
Отпущение Бирону грехов, предсказанное Пузырем неделю назад, повлекло за собой пышный парадный обед, который государыня устроила во дворце для своих подданных. На этаже шутов было приказано тоже накрыть праздничный стол с обилием закусок и водки, чтобы и самые ничтожные могли разделить монаршую радость. Когда шуты уже весело расправлялись со сладостями, появился камердинер Ее Величества с запечатанной красным воском запиской для Васи. Вася опасливо развернул послание, написанное рукой Сергея Замятина. «Шуту Васе завтра в 10 часов утра явиться ко мне. Приказываю изобразить как можно смешнее Иоганна Бирона». И подпись: «Анна Иоанновна».
Сраженный наповал у початой тарелки Вася, чтобы прийти в себя, осушил стакан водки. Народное средство не помогло. Страх перешел в панику. Изобразить Бирона? Сможет ли он? Если он его покажет таким, как приказала царица, не рассердится ли она потом, что шут поднял на смех близкого ей человека, которого она так любила и, несомненно, продолжает любить? Не запутается ли он в тенетах, расставленных ему из бесовского каприза? Вася терзался страхами. Подчинившись приказу царицы, он мог навлечь на себя ее месть, не подчинившись – гнев. Нелепый, мучительный выбор! Уж лучше бы умереть, думал он. А вокруг, далекие от его горьких раздумий, пьяно спорили о пустяках, пили, жевали шуты. Один Пузырь, заметив, что с Васей творится неладное, подсел к другу.
