Борис Соколов - Арманд и Крупская: женщины вождя
Ее национальность определить затруднительно. Отец — француз. Мать, урожденная Вильд (Уайльд), — англичанка по отцу, француженка по матери. Иногда отца Натали называют шотландцем, но оснований для этого нет — ведь шотландцы редко бывают англиканского вероисповедания. Должен заметить, что о родителях Инессы Арманд, в отличие от родителей Надежды Крупской, мы сегодня знаем немного. Родным языком для Инессы-Елизаветы сначала стали французский и английский, но очень скоро она очутилась в России, где русский фактически сделался для нее третьим родным языком. И вместо Инессы-Елизаветы дочь певца Теодора Стефана превратилась в Инессу Федоровну.
Этим переменам в ее судьбе предшествовали трагические события. Вскоре умер отец, оставив вдову с тремя детьми без средств к существованию. Чтобы заработать на жизнь, Натали сделалась учительницей пения, но денег все равно катастрофически не хватало. Чтобы облегчить бремя, свалившееся на молодую вдову, Инессу взяла на воспитание тетка, преподававшая в Москве в богатых семьях французский и музыку. Она привезла племянницу в Россию, когда той не исполнилось еще и трех лет. Вместе с Инессой жила также ее бабушка. Они вместе с теткой стремились воспитать из сироты благородную девицу, любили ее, но держали в строгости, стараясь оградить от «вредных влияний». Даже роман
Достоевского «Преступление и наказание» был запретным чтением. Как говорила потом Крупская, Инессу воспитывали «в английском духе, требуя от нее большой выдержки». Однако никакие ограничения не помешали девочке развивать свои выдающиеся способности. К трем родным языкам она довольно быстро добавила немецкий, хотя владела им не так свободно, как, например, французским. С шести лет, сразу по приезду в Москву, Инессу стали учить музыке. К этим занятиям она проявляла большую склонность, превосходно играла на рояле. Юная воспитанница много читала. И очень рано начала чувствовать, что этот мир устроен несправедливо. Крупская вспоминала, явно со слов самой Инессы: «Пятилетней малышкой она вступилась за прислугу, которой делают выговор за плохо приготовленный обед. 13-ти лет она крестит ребенка у бабы, у которой помещица того имения, где жила Инесса, отказалась крестить ребенка, потому что он «незаконный». С ранних лет Инесса стремилась к установлению справедливости, к защите тех, кто был обижен богатыми, кто так или иначе пострадал от властей.
В 17 лет Инесса, как и мать Крупской, успешно сдала экзамены на звание домашней учительницы. А в 19 в ее жизни произошло счастливое событие: Инесса вышла замуж за Александра Арманда — представителя династии известных московских текстильных фабрикантов. Жених был на пять лет старше невесты. После венчания в метрической книге Николаевской церкви села Пушкина за 1893 год появилась стандартная запись: «Приходский священник Игнатий Казанский с причтом совершил 3 октября бракосочетание потомственного почетного гражданина, Московской I гильдии купеческого сына Александра Евгеньева Арманда, православного вероисповедания, первым браком — с французской гражданкой, девицей, дочерью артиста Инессой-Елизаветой Федоровной Стефан, англиканского вероисповедания».
Инесса и Александр познакомились и подружились еще в детстве. Тетка Инессы была гувернанткой в семье Армандов, и племянница жила и воспитывалась вместе с хозяйскими детьми. Арманды были обрусевшими французами, давно уже принявшими православие. Основу их империи составляли шерстоткацкая и красильная фабрики в селе (ныне — городе) Пушкино, расположенном по Ярославской железной дороге на 28-й версте от Москвы. Главой клана был мануфактур-советник и потомственный почетный гражданин Евгений Евгеньевич Арманд. Ему принадлежал торговый дом «Евгений Арманд с сыновьями», а также поместья, доходные дома и иная недвижимость. Сыновья и племянники Евгения Евгеньевича управляли фабриками и вели значительную торговлю, как в России, так и за границей. Не чужды были Арманды и либеральным настроениям, много средств отдавали на благотворительные цели. Не обижали и собственных рабочих. Сохранились воспоминания работников пушкинских фабрик о Евгении Евгеньевиче и Александре Евгеньевиче: «Они близко соприкасались с рабочими. Их уважали»; «Арманд всегда шел на уступки». Хотя заработки текстильщиков в конце XIX века были примерно вдвое ниже, чем у рабочих-металлистов, самых высокооплачиваемых в ту пору, на жизнь хватало. Хотя, разумеется, между образом и уровнем жизни ткачей и красильщиков и их хозяев лежала пропасть.
После свадьбы Инесса и Александр поселились в подмосковном имении Армандов Ельдигино. Часто наведывались в Пушкино, где был роскошный семейный особняк и устраивались приемы, на которых русское хлебосольство сочеталось с французской непринужденностью. Казалось, наяву повторилась история бедной Золушки, нашедшей прекрасного принца. Молодые любили друг друга, были счастливы, капитал Александра избавлял от забот о хлебе насущном. Но Инесса совсем не традиционно понимала сказку Шарля Перро.
Весной 1899 года она писала мужу из Швейцарии: «Милый, тут очень прекрасно, но как я буду рада, когда снова буду в Ельдигино! Как говорит Жером (один из швейцарских знакомых. — Б. С.), мы никогда не бываем довольны тем, что у нас есть, это старая истина, но она вечно нова… Он, между прочим, берет в пример Золушку и доказывает, что, в сущности, ее крестная мать поступила очень неосторожно и что, кроме несчастья, ничего не может ожидать Золушку в ее новом положении, но все-таки тут же доказывает, что если она попала бы в другое положение, то все же была несчастлива, потому что не знала бы тогда, что под блеском и богатством может прикрываться горе… И ведь действительно есть такие неспокойные характеры, которые всегда что-то хотят, что-то ищут: да большинство таково. Я знаю, может, только двух или максимум трех, которые были бы довольны своим положением и своей жизнью: да и то они, пожалуй, притворяются…»
Инесса была таким неспокойным, ищущим человеком. Вот и искала она себе занятие, чтобы помочь униженным и оскорбленным, чтобы не тяготиться богатством в море нищеты и страданий.
У Инессы и Александра было пятеро детей. Они в них души не чаяли. Но уже рождение в 1894 году первенца, названного в честь отца Александром, оказалось связано у Инессы с тяжелым духовным кризисом. До этого она верила в Бога, с радостью исполняла все православные обряды. Но Инессу потрясло, что женщине запрещено заходить в церковь в первые шесть недель после рождения младенца. Как вспоминала Крупская: «Волнуясь, стала она пересматривать свое мировоззрение, и прежняя наивная вера ушла в область прошлого». Такое же потрясение, повлекшее пересмотр взглядов на религию, испытала, как мы помним, и сама Надежда Константиновна, только в гораздо более раннем возрасте.
