Лев Дуров - Странные мы люди
А все стены этого бунгало были увешаны картинами. Оказалось, что это рисунки его дочери. И тут он до того разошелся, что стал расхваливать эти картины до такой степени, что нам стало неловко. Он объявил на полном серьезе, что все импрессионисты ни больше ни меньше как последователи его дочери. Но мы уже не обращали на это никакого внимания. А он уже до того вошел в раж, что чуть не упал в камин. А Ленька Каневский решил, что Юлиан много зарабатывает, и попытался «расколоть» его.
— Ой! — вдруг воскликнул он. — Я давно мечтал купить плащ. И тут увидел в витрине одного магазина как раз тот плащ, о котором все время мечтал! К сожалению, у меня всего семьдесят марок, а он стоит значительно дороже...
— Леня! — закричал Юлиан. — Добавь еще семьдесят марок и купи себе этот плащ!
На этом коммерческий разговор и закончился. Но мы все равно замечательно провели время.
Гастроли наши прошли прекрасно. А потом был прием у нашего посла в ФРГ Семенова — фамильного тезки Юлиана. А Юлиан и у посла вел себя так бурно и возбужденно, что не знаю, как только посол его терпел.
А потом у меня была любопытная встреча с ним в Ялте, где я отдыхал. Однажды я вышел из гостиницы прогуляться и чуть не столкнулся с обнаженным до пояса бегуном. Это был Юлиан. Он схватил меня за руку и сказал:
— Лева, сейчас мы будем бегать трусцой.
И мы побежали маленько-маленько, взяв ориентир на палатку вдалеке. В палатке нас уже ждали: на подносе стояли два фужера с напитками — апельсиновый сок с чем-то сильно крепким.
Юлиан сказал:
— Это коктейль «Юлиан Семенов».
Мы выпили и побежали в обратную сторону. Маршрут мы повторили несколько раз. Нам сильно захорошело. И я спросил:
— Может, хватит трусцой?
Он кивнул.
— Ко мне, — и затащил меня к себе в номер гостиницы «Ялта». Посредине комнаты стояла огромная зеленая кровать. Юлиан уложил меня в постель, сам лег рядом и стал читать вслух главы из своей новой книги о Столыпине.
Так продолжалось три дня. Было безумно интересно, и я не мог вырваться, чтобы предупредить своих, что все нормально и я лежу в постели Юлиана Семенова.
Потом пришел огромный человек с огромным-огромным портфелем, и Юлиан сказал мне:
— Сейчас мы едем покупать мне дачу, и ты обязательно должен при этом присутствовать.
Мы сели в машину и поехали то ли в Алупку, то ли в Алушту — сейчас уже не помню. И вот подъехали к странному заведению с огромными металлическими воротами. Нам открыли военные и откозыряли. Мы подкатили к какому-то пустынному зданию, поднялись по лестнице. Огромный мужик с огромным— огромным портфелем остался ждать нас в машине. А на всех лестничных площадках — военная охрана, и все козыряют Семенову. Зашли в какой-то кабинет, и там человек сказал:
— Все в порядке, товарищ Семенов, печати стоят, можете спокойно ехать и совершать купчую...
Оказывается, в Крыму ничего нельзя было приобрести без разрешения КГБ — погранзона! Ну поехали совершать купчую. Нас встретил совершенно спившийся хозяин, который с трудом поставил свою подпись. И я увидел ужасный сарай, к которому даже страшно было подходить — он мог рухнуть в любую минуту и, казалось, всем своим видом предупреждал: «Ребята, ко мне не подходите — я вас накрою! «
Тут подошла какая-то женщина, видимо местная власть, и сказала:
— Товарищ Семенов, когда будете строиться, вы не должны выходить за параметры этого дома.
— Нет-нет! — сказал Семенов. — Мы вширь не пойдем. Мы пойдем только вверх.
Потом он построил на этом месте дачу и действительно пошел вверх — наверху он оборудовал мастерскую для дочки-художницы. Я там не был, но говорили, что получилось скромно, но уютно и красиво.
А когда мы, совершив купчую, возвратились в гостиницу, тот огромный человек с огромным-огромным портфелем открыл наконец этот портфель и вытащил из него целую батарею бутылок: коньяк, массандровские вина, шикарную закуску, фрукты... Как потом оказалось, это был директор карьера, который обещал Юлиану помочь сделать фундамент и цоколь будущего дома. Покупку мы обмыли на самом высоком уровне.
А однажды мы ехали с Юлианом по одной из крымских дорог и увидели съемочную группу — шла съемка какого-то фильма. Юлиан затормозил, высунулся из дверцы и стал орать:
— Войска! — хотя там никаких войск не было. — Танки вперед! Ура-а!!! Кавалерия! И потом все — в корзину!
Захлопнул дверцу, и мы поехали дальше. Я обернулся и увидел ошалевшую киногруппу. Впереди, раскинув в недоумении руки, стоял Андрей Миронов. Он не увидел, кто это так орал, и, слава богу, не узнал меня.
Вот такой был Юлиан: ему нужно было всех ошеломить и уехать. Но я его видел и в довольно драматической для него ситуации. Это когда почти всех награждали за участие в фильме «Семнадцать мгновений весны». А этому предшествовала такая история. Вячеслав Тихонов прочитал по телевидению незабвенные страницы из книг Леонида Ильича Брежнева, и тот сказал, что надо бы ему дать за это Звезду Героя Социалистического Труда. Но, видимо, помощники ему объяснили, что за это нельзя давать Гертруду. И посоветовали ему посмотреть фильм «Семнадцать мгновений весны», где играет Тихонов.
Генсек-писатель соизволил посмотреть несколько серий, и они ему понравились. И вот десять лет спустя после премьеры стали награждать участников фильма. Семенова в списке награжденных не оказалось.
И вот мы сидели у него в номере гостиницы, и он со слезами на глазах говорил:
— Лева, ты пойми — ведь это я автор, я все придумал, а меня как бы и нет! ..
— Юлиан, не расстраивайся, — как мог, успокаивал я его. — Меня ведь тоже вычеркнули.
— Лева, но ты ведь действующее лицо, исполнитель, а я — автор! И вас всех родил!
О том, за какие прегрешения вычеркнули из списка меня, я уже писал в своей первой книге, поэтому повторяться не буду. А Юлиана мне тогда было искренне жаль.
Потом он опять уехал за границу. Я как-то зашел в соседний магазин «Свет» — мне нужно было купить вращающуюся лампу. А продавщица говорит:
— Вы знаете, таких ламп сейчас у нас нет. Была одна, но ее заказал Юлиан Семенов. Она стоит у нас в подсобке, и мы ждем, когда он ее заберет.
— Ну когда он приедет, — постарался я убедить ее, — к тому времени у вас уже будут лампы. А эту продайте мне. Даю слово, он вас простит, когда вы скажете ему, что отдали Дурову.
Она долго мялась, но в конце концов я ее уговорил, и она продала мне эту лампу. А через полгода я опять зашел в этот магазин и поинтересовался:
— А что Юлиан Семенов — приходил?
— Да. Я ему объяснила, кому продала, и он сказал: «А, Левочке! Это очень хорошо».
И вот когда я писал о нем эти заметки, для меня светила «лампа Юлиана», как я ее теперь называю.
