Наталья Кравцова - В ночном небе
Галя заговорила первая:
– Когда я вот так смотрю на звезды, мне кажется, что все уже было раньше. И я жила уже однажды, давным-давно. И вечер был точь-в-точь такой же.
Помолчав немного, она вдруг сказала совсем другим, глуховатым голосом:
– Знаешь, прошел ровно год с тех пор...
– Да. Июль.
– А мне кажется, что все это случилось только вчера.
– Не думай об этом.
– Если бы не ужасная боль по временам. Она мне постоянно напоминает. И так мешает.
– Ты слишком устаешь, Галка. Много летаешь. Так нельзя!
– Нет, я не о том. Я не могу не летать. И не могу простить себе, никак не могу!
– Но ты же не виновата!
– Виновата. Ранение в бою – это одно. А искалечиться просто так, ни за что ни про что – это совсем другое.
– Ты могла бы работать в штабе, – сказала я. – Но сначала все равно нужно вылечиться.
– А война? Я бы презирала себя всю жизнь. Другие умирают, а мне ведь только больно.
– Не все умирают. И потом, не обязательно, чтобы летала именно ты...
Я чувствовала, что говорю не то.
– Не надо, Нат, – попросила она.
Да, да, не надо. Все равно она будет летать. Будет, несмотря ни на что.
Описав дугу в полнеба, упала яркая звезда. Еще одна... еще.
– На-ат!
– Да?
– Ты задумала?
– Нет. Не хочется.
– А я задумала.
Спрашивать, какое желание, не полагалось. И мы сидели в своих кабинах, глядя, как темнеет вечернее небо.
Все чаще чья-то невидимая рука чертила по небу в разных направлениях четкие серебряные линии. Они появлялись неожиданно и тут же бесследно исчезали, внося что-то тревожное в неподвижную тишину вечера.
Я думала о Гале. Она всегда казалась мне сильной, целеустремленной.
Впервые я увидела ее в Москве, еще до войны. Прыгали парашютистки – студентки авиационного института. С неба на зеленый ковер аэродрома опустилась девушка. Высокая, гибкая, она ловко «погасила» парашют, и белый шелк купола упал к ее ногам. Галю окликнули, и она обернулась. Темные, узкого разреза глаза, смуглое красивое лицо. Еще тогда я заметила в ее глазах какое-то особенное выражение радости. Словно ей было известно что-то очень хорошее, от чего растут крылья и удесятеряются силы, и словно радость эту она хочет отдать всем.
Да, Галя была удивительной девушкой. А могла бы я вот так же, как она? Переносить эту боль, жить с ней и летать, летать...
Не раз ей предлагали уйти с летной работы. Но она упорно не соглашалась. Однажды, когда командир полка осторожно заговорила с ней на эту тему, Галя пошла на отчаянный шаг.
– Вы думаете, что я не могу летать? Что мне трудно?
Глаза ее лихорадочно заблестели, она неестественно громко засмеялась и воскликнула:
– Смотрите!
Быстро запрокинув руки назад, она согнула колени и сделала «мостик». В первое мгновение все окаменели от неожиданности.
Выпрямившись, Галя стояла бледная как мел и улыбалась. Подбежавшая к ней командир полка смотрела на нее серьезно, нахмурив брови.
– Зачем же ты... так? – тихо сказала она. – Разве я не понимаю?..
Галю отправили в санаторий, но летать разрешили.
Приехала она оттуда счастливая. Привезла с собой куклу – подарок. В Галиной жизни появился Ефимыч, от которого стали приходить письма.
Когда над нашим аэродромом пролетала на запад девятка «бостонов», все знали: это Ефимыч повел свою эскадрилью.
...Стемнело. Самолета с боевой задачей все еще не было. «ПО-2» стояли в шахматном порядке, готовые к вылету. Мелькал свет карманных фонариков – механики проверяли заправку горючим.
– В детстве, совсем еще девчонкой, я мечтала о подвигах. И почему-то была уверена, что погибну как-нибудь трагически... Ты слушаешь меня, Нат?
– Да. А теперь?
– Потом все прошло. А сейчас... – Галя помедлила.
– Что сейчас?
– Я иногда опять чувствую себя девчонкой.
– Все это вздор. Через десять лет мы с тобой будем вместе вспоминать этот вечер.
– Не могу себе представить. Странно, почему? Я ведь так легко воображаю себе все, о чем думаю.
– Просто это еще очень не скоро.
– Странно... – повторила Галя.
– А талисман твой? – пошутила я.
– Я не верю в это.
– Кукла с тобой?
– Да. Но я беру ее просто потому, что она от Ефимыча.
– Сегодня пролетали «бостоны». Ты видела?
– Они вернулись без потерь. Всей девяткой.
Мне хотелось поговорить с Галей о рассказе, который она написала в наш полковой литературный журнал. Но что-то останавливало меня. Рассказ назывался «Кукла». О девушке-летчице, погибшей за Родину,
После нее осталась только обгорелая кукла-талисман. Ясно, что Галя написала о себе. Зачем она это сделала? Нарочно, чтобы испытать судьбу?
Но я только спросила:
– А он в самом деле такой... хороший, твой Ефимыч? Я прочла рассказ.
Она ответила не сразу.
– Не знаю. Может быть. Но я хочу, чтобы он был таким. Другим я его не представляю.
– А если он все-таки другой?
– Тогда... Нет, это невозможно. Я бы почувствовала.
...Послышался знакомый рокот – это возвращался самолет. Над стартом взмыла ракета. На несколько секунд из темноты вырвались силуэты самолетов, машин, людей. По земле пробежали длинные косые тени и быстро слились вместе. Ракета, рассыпавшись, погасла, оставив в воздухе светлый дымок.
Вскоре мы получили боевую задачу. Сразу на старте все ожило, задвигалось. Заработали моторы, забегали зайчики фонариков.
Я приготовилась включить мотор, как вдруг кто-то громко позвал:
– Докутович! Галя!
– Здесь! – отозвалась Галя.
К самолету подошла Женя Руднева, штурман полка.
– Минуточку!
Она взобралась на крыло и обратилась сразу к нам обеим:
– Девочки, как вы посмотрите на то, чтобы вас разъединить на сегодня?
– Почему?
– Видишь ли, Галя, летчик Аня Высоцкая из второй эскадрильи просит дать ей более опытного штурмана.
– А у них разве своих нет? – спросила я.
Мне не хотелось отдавать Галю. Да еще в другую эскадрилью.
– Мы уже все прикинули: по-другому менять состав экипажей нельзя. Цель сложная, а у Высоцкой всего два боевых вылета.
– Ну что ж, если так... – сказала Галя и неохотно начала вылезать из кабины.
Женя спрыгнула с крыла и ждала ее у самолета.
– Я знаю, Галочка, что не обрадовала тебя. Но это нужно. Прошу тебя, будь внимательна. Мне кажется, что Аня чувствует себя не совсем уверенно.
– Хорошо. Не волнуйся.
– Я почему-то боюсь за тебя, – вырвалось у Жени. – Как ты себя чувствуешь сегодня?
Она смотрела на Галю глазами, полными тревоги. Женя относилась к Гале с большой нежностью и уважением. Она знала, как ей бывает трудно, и все-таки верила в ее необыкновенную силу воли. Пожалуй, в полку она любила ее больше всех.
