Георгий Иванов - Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов
Ирина Одоевцева
13. Ирина Одоевцева - Ольге Гуль. 29 октября 1953. Монморанси.
29 октября 1953
Многоуважаемая и дорогая Ольга Андреевна,
Я еще не собралась Вас поблагодарить за первую посылку и вот уже снова подарок. Меня не меньше вещей радует Ваше милое отношение к нам.
Все, что Вы нам прислали, чрезвычайно пригодилось и почти каждодневно служит.
Не знаю, как Вас и благодарить.
Я очень жалею, что нам не пришлось познакомиться в Париже. Мы, как Вы должно быть знаете, собирались в Америку, но увы... Вряд ли нам с Вами придется когда-нибудь встретиться.
Вы мне сделали бы большое удовольствие, прислав какую-нибудь Вашу фотографию. Я Вас помню не совсем ясно, но Вы теперь заняли в моей жизни такое место, что эту неясность необходимо ликвидировать. Р<омана> Б<орисовича> я помню отлично, и его, и его улыбку.
До свиданья — в письме.
Сердечно Ваша
И. Одоевцева
14. Ирина Одоевцева - Роману Гулю. 29 октября 1953. Монморанси.
29 октября 1953
Дорогой Роман Борисович,
Все дороги ведут в Рим, а все мои благодарности летят прямо к Вам. Ну, до чего Вы милый! Я всегда была уверена, что на свете гораздо больше милых людей, чем кажется, и на Вашем примере убеждаюсь, что была права. Скажу Вам только, как армянин в анекдоте, два слова: «Спа сибо».
Чек и письмо пришли только сегодня — на седьмой день Действительно сглазили Вы нашу «электрическую переписку». На конверте Вашей рукой, Вашим отличным почерком (я между прочим и графолог, и толк в почерках знаю) выведено Montmorency Seine, а мы, извиняюсь, Seine et Oise,[118] вот и прогуляло письмо по Франции лишних четыре дня, попав в руки невероятно умного почтаря, не вернувшего Вам его в Америку, а решившегося попытать счастье в единственном Montmorency (S. et О.). Подумать, что на такое Соломоново решение понадобилось всего только четыре дня. Поистине, велик французский картезьянский народ![119]
Посылаю Вам еще три стихотворения — в уплату 20-долларного аванса. Не бойтесь — больше Вас стихами затапливать не буду. Понимаю, что такое стихотворное изобилие может стать угрожающим, как наводнение. Обещаю не посылать Вам стихов, пока Вы сами не попросите. Печатайте их вперемешку с прежними, если хотите.[120] По Вашему усмотрению — как и когда. Протестовать не буду. Еще о стихах: в стихотворении с лисицей и вороной поправьте, пожалуйста:
Лампа светит уютней и шире,
Образуя спасательный круг. [121]
«Спасательный», вместо «домашнего», как там написано. Ну, вот и все.
Продолжаю уже в Париже, куда ездила менять чек. И, получая лишние две тысячи, думала о Вас со всяческими добрыми пожеланиями.
Жорж все еще болен и совершенно извел и себя и меня кашлем. Вчера доктор посоветовал повезти на юг. А почему бы не на луну? Возможности одинаковые. Жорж просит сообщить, когда последний срок посылки статьи. Всю мою переписку он уже дважды перечеркал. Отношение к своим рукописям у него чисто толстовское.[122] Но я, к сожалению, не обладаю талантами Софьи Андреевны [123] — ни как переписчица произведений мужа, ни как многодетная мать. Единственную свою дочку — цветок-Наташу [124] — и ту отослала в «Новый журнал». (Все же прошу отнестись к ней с нежностью.)
Пожалуйста, сообщите о «чеховцах». Известили нас, что опять откладывается,[125] не указывая срока. Весело.
Посылка пришла тоже сегодня. Все те же два сакраментальных слова.[126] Хоть и спешила, но успела убедиться, что по мерке. И очень приятного цвета.
Жорж шлет Вам сердечный привет и целует ручки О<льге> А<ндреевне>. Кстати, Жорж все еще не может успокоиться насчет неудачи рецензии о «К<оне> Р<ыжем>». Вышел ли НЖ?
Пожалуйста, ответьте мне — люблю чеки, но ценю дружеские письма.
Будьте счастливы
И. О.
15. Роман Гуль - Ирине Одоевцевой. 6 ноября 1953. <Нью-Йорк>.
6 ноября 1953 г.
Дорогая Ирина Владимировна,
Пишу второпях, из редакции. Письмо Ваше получил. Стихи тоже. Они уже сданы в набор. Но пустить мы их сможем только в 36-ой книге. В 35-ой идут стихи одного Н. Клюева [127] (в этой же книге идет отрывок из Вашего романа). Когда сдавал этот отрывок в набор, понял, что с оплатой его мы, кажется, переборщили. В нем будет меньше страниц, чем я думал. Но это ничего. Мы не особенные «шейлоки» и живого мяса от Вас не потребуем. В доказательство сего скажите, пожалуйста, Георгию Владимировичу, что он может получить от Дома Книги [128] 1300 франков за рецензию в книге 34-ой.
В Дом Книги Конторой «Нового журнала» одновременно послано письмо, чтобы они перевели Г. В. деньги, но, думаю, что они ленивы и нелюбопытны,[129] и потому будет правильнее, если Вы при приезде в Париж сами зайдете в это замечательное общественное заведение...
К 35-ой книге статья Г. В. явно опоздала. Тем не менее мы ее ждем и рады будем встретить в ближайшее время.
Целую Ваши ручки и очень благодарю Вас за Ваши прекрасные стихи.
Сердечный привет Г. В.
Искренне Ваш <Роман Гуль>
Все-таки я не понимаю, почему Вы так категорически пишете о том, что Вам до Америки не доплыть. Есть ли к тому достаточно серьезные основания? Вы писали о залоге, но залог я не думаю, чтобы был непреоборим. Так, например, за Берберову[130] внес Р. Н. Гринберг. Думаю, что он внес бы и за Вас. Ведь это чистая формальность.
16. Ирина Одоевцева - Роману Гулю. 16 ноября 1953. Монморанси.
16. 11. 53
Дорогой Роман Борисович,
Спасибо за письмо. Будьте добры - исполните две мои просьбы. Первая - отправьте сейчас же мне II-ую часть «Года жизни» по воздуху, т. к. она мне срочно нужна. Вторая просьба, не забудьте напечатать эпиграфом приложенные к «Г<оду> ж<изни>» стихи - «Как неподвижна в зеркале луна...» [131]
Они составляют с «Годом жизни» одно целое. И насчет разбивки и пунктуации, как я уже просила, присмотрите. Вот и все.
Желаю Вам всего хорошего.
Искренно Ваша
Ирина Одоевцева
17. Роман Гуль - Ирине Одоевцевой. 25 ноября 1953. <Нью-Йорк>.
25 ноября 1953 г.
И. В. Одоевцевой
Дорогая Ирина Владимировна,
