Михаил Певцов - Алтай. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия в Центральной Азии
Обнаженные горы этой цепи, состоящие из черного кремнистого глинистого сланца, имеют траурный, печальный вид и производят такое грустное настроение в наблюдателе, что так и хочется скорее их покинуть. Среди пологих, куполообразных черных высот воздымаются изредка такие же куполы желтого гранита, совершенно сходного с виденным нами на пути. Желтый гранит здешних высот легко выветривается, и образовавшийся из него песок разносится ветрами, так что поблизости этих высот всегда встречаются песочные наносы, остановленные в своем движении неровностями местности.
Пройдя около 3 верст горами, мы остановились в той же поперечной долине у маленького источника Чюйже, вытекающего из скалы, около которого есть небольшой оазис с весьма скудною травянистой растительностью. Но и этот жалкий оазис с своим источником представляет тут щедрый дар природы, и без него едва ли возможно было бы движение поперек пустыни, так как до следующего оазиса считается отсюда 72 версты и на всем этом пространстве нет ни капли воды, ни одной былинки. Если же отнять от нее оба эти смежные оазиса, то наверное можно сказать, что ни один человек не осмелится летом пересекать ее в этом направлении.
Несмотря на крайне бедную природу описываемой пустыни, в ней живут, однако, некоторые млекопитающие. Подходя к роднику Чюйже, мы встретили около него стадо волков, приходивших сюда, очевидно, на водопой, а присутствие этих плотоядных указывало, что тут должны водиться и некоторые травоядные. Действительно, во время нашей стоянки у источника Чюйже, сайги, томимые жаждой, неоднократно показывались на соседних высотах и стояли подолгу, не осмеливаясь в нашем присутствии приблизиться к воде, но едва только наш караван успел отойти с ½ версты от родника, как их сбежалось туда штук около двадцати.
У ключа Чюйже мы простояли целые сутки: нужно было дать отдохнуть хорошенько лошадям и верблюдам для предстоящего трудного перехода в 72 версты по совершенно безводной местности. Эту длинную станцию, по крайней мере в летнее время, проходят всегда ночью, так как при дневном зное, достигающем здесь 40° по термометру Реомюра[5], движение становится крайне затруднительным даже для верблюдов, не говоря уже о лошадях, из которых только разве самые сильные и выносливые способны выдержать такой длинный переход в страшную жару.
Поэтому и мы порешили сделать этот переход непременно ночью, дав кратковременный роздых на полпути. Запасшись на всякий случай водой и напоив вдоволь верблюдов и лошадей, мы выступили в путь около 5 часов пополудни; жар уже спал, но термометр Реомюра показывал еще +28° на солнце. Сначала версты 3 мы шли горами Намейчю по широкой и ровной поперечной долине, а потом вышли на обширную равнину Бартэн-соби.
Эта равнина показалась нам, сравнительно с Ламан-Крюм гоби, еще более пустынною: там по крайней мере почва везде покрыта тощим вереском и колючками, между тем как здесь встречаются местами глинистые пространства, совершенно лишенные и этих жалких кустарников. В остальных местах поверхность равнины, в особенности на севере, покрыта щебнем, галькой и гравием и вообще отличается таким же характером, как и поверхность Ламан-Крюм-гоби, с той лишь разницей, что здесь, в северной части, следы распавшихся на месте гор сохранились с еще большей ясностью.
Тут на некоторых бугроватых возвышениях, усеянных острым щебнем и галькой, торчат гольцы темного кремнистого глинистого сланца с осыпями по сторонам, а еще ближе к горам Намейчю возвышается несколько совершенно голых из той же породы скал.
Пройдя около 35 верст, мы в час пополуночи остановились на привал и, поспешно по команде развьючив верблюдов, уложили их на землю, а лошадям, после получасового отдыха, задали им овса. Окончив уборку лошадей, наши казаки не забыли и себя: быстро развели из сухих карагановых корней костры и, наполнив котелки запасной водой, стали варить чай. А мы любовались в это время редким зрелищем, которое не увидишь в наших местах никогда, – восхождением и захождением малой величины звезд, которые здесь, благодаря необыкновенной прозрачности атмосферы, ясно видны были близ самого горизонта до 4-й величины включительно, не говоря уже о крупных, появлявшихся последовательно блестящими, алмазными точками на восточной окраине небосклона.
С рассветом караван так же быстро по команде навьючился, и мы, пользуясь утренней прохладой, тотчас же направились вперед. Характер равнины несколько изменился: она стала волнистее и мягче, щебень и галька встречались уже реже, появились плоские хребтообразные увалы, тянувшиеся от востока к западу и представлявшие собой, по всей вероятности, остатки измельченных в муку горных кряжей.
Около 9 часов утра, когда термометр поднялся до +20 °Re, мы стали понемногу замечать явления миража: сначала мы видели обратные изображения невысоких плоских кряжей, появлявшиеся в юго-восточной части пустыни, потом нам представлялись вдали небольшие озера, окаймленные по берегам деревьями. По мере приближения к этим мнимым озерам, видимым близ дороги, они исчезали поочередно, и в тех местах, где заметны были эти оптические метеоры, мы, подъехав ближе, увидели лоснящиеся, совершенно голые глинистые площади, окаймленные по краям низкорослым караганом.
На 55-й версте этой утомительной станции мы встретили около самой дороги ламаистскую кумирню, стоящую одиноко среди пустыни. Она состоит из маленькой деревянной постройки, внутри которой против входа стоят на особом возвышении несколько деревянных, грубой работы кумиров, а перед ними медные чашечки с хлебными зернами и кучки китайской монеты – чохов. По стенам развешено несколько картин, снаружи же под навесом – небольшой чугунный колокол с зубчатыми краями. Эта кумирня, по всей вероятности, посещается только на перепутье, потому что окрестная местность совершенно безлюдна.
К востоку от кумирни простирается плоская возвышенность, поднимающаяся над равниной футов на 150 и ниспадающая к ней крутым обрывом. Она имеет около 15 верст ширины по направлению с севера на юг, а на восток от дороги простирается на неопределенное расстояние. Эта возвышенность представляет редкое и вместе с тем загадочное явление: она состоит из слоистой, желтовато-розовой глины, подвергавшейся действию весьма высокой температуры, раскалившей ее до такой степени, что она стала необыкновенно твердой и звонкой.
Пласты разделены тонкими, не везде ясными прослойками другой разновидности глины, пепельно-голубой, желваки которой заметны местами и в пластах основной массы. Около обрыва лежат во множестве шлаковидные, пузырчатые куски прокаленной глины, образующие у его подошвы на всем протяжении как бы россыпь, но ни следов каменноугольного пожара, никаких других признаков, которые указывали бы на причины этого любопытного феномена, мы не заметили[6].
