Николай Игнатьев - Походные письма 1877 года
Был у обедни, затем на совете. Сейчас иду обедать к государю и завтра утром в 7 часов утра поеду в Бухарест с Дмитрием, оставшимся со мною. Там попытаюсь купить легкую коляску и тогда петербургскую оставлю в генеральном консульстве, а во вторник на рассвете присоединюсь к отряду и поеду (верхом на Ададе) к Дунаю. По моим соображениям переправа будет близ нашего будущего бивака (место - секрет даже для тебя) 11-го (с субботы) или 12-го (воскресенье). Дай Бог, чтобы все обошлось счастливо и благополучно. Перед тем государь съездит в Галац, где войска наши переправятся, вероятно, без всяких затруднений (7-го или 8-го). Все держат в секрете, но ты знаешь, что я умею отгадывать, тем более que les de la cuisine viennent de moi*.
Кланяйся о. Стефану. Очень неприятна эта история каменщика. Надеюсь, что Мельников отправил каменщиков-ляхов и взял других. Это опять задержит постройку, и она обойдется дороже!
Письмо твое княгине Гике отдал. Она пела перед государем при последнем посещении царской фамилии "Котрочени" (загородное помещение принца Карла). Все были довольны ее голосом.
Вчера приехал сюда князь Милан с Ристичем, Хорватовичем, Лешанином и пр. В мундирах прямо от государя явились они ко мне и нашли меня в кителе. Когда мы перейдем Дунай, они тронутся.
Сегодня недобрые вести принесли: один из катеров, пытавшийся взорвать турок в Сулине, пропал без вести. Полагают, что или опрокинулся, или пропал в плену, наткнувшись неосмотрительно на заграждения, которыми себя окружили турки. На катере был лихой и молодой лейтенант Пущин, жаль его и команды. Другая весть - черногорцы потерпели неудачи и потери{11}. Их турки жмут с трех сторон и с юга двигаются по пути к Цетинье. Того и смотри, что раздавят, прежде чем мы можем помочь. Сулейман-паша прошел в Никшич и снабдил его провиантом.
Посмеялся я твоим замечаниям о важности волостного старшины и пр. Действительно, у нас мало места аристократическим понятиям и конституции. Я это давно говорю, тебе в первый раз довелось наткнуться. Елене нечего беспокоиться о муже, я его лечу и за ним хожу.
Зная тебя и уважая твой характер, я убежден, что ты не нуждаешься ни в каком ободрении и нравоучении по поводу настоящей нашей разлуки. Помолимся Богу и исполним свой долг. Уповаю, что он устроит все к лучшему, нас не разлучит и скоро соединит. Тогда, мне кажется, я буду иметь право пожить мирно с вами, отдохнуть и предоставить другим подвизаться. Береги свое здоровье, занимайся детьми, матушкою и хозяйством. Мысленно мы неразлучны, по крайней мере, с моей стороны.
Со вторника буду постоянно на свежем воздухе - верхом или под палаткою. Надеюсь, что глаза мои не расшалятся, а в таком случае здоровье только выиграть может. Канцлера отправляют в Бухарест, а потом привезут в лагерь. С Черкасским и с Главною квартирою я лажу. Великий князь Николай Николаевич и его приближенные открыто говорят, что счастье, что я сюда приехал, чтобы ограждать их от промахов старика и Жомини, постоянно сбивающихся с пути.
Пора кончать, а не хочется оторваться от бумаги, хотя и сознаю, что писанием моим затрудняю тебя, бесценная жинка и милейший друг мой Катя. Благословляю и обнимаю деток. Поручаю им обнять и крепко расцеловать маму и бабушку, у которой заочно целую ручки. Да сохранит вас всех Господь и да соединит с вами поскорее твоего многолюбящего мужа и неизменного друга, вернейшего Николая
No 6
7 июня. Плоешти
До отправления срочного фельдъегеря имею возможность, душа моя Катя, еще раз написать к тебе и пользуюсь этою счастливою случайностью. Вчера был я в Бухаресте, осмотрел около сотни экипажей и, несмотря на то, что все лучшее раскуплено, успел приобрести за 900 фр. прекрасную (немного подержанную) коляску, приспособленную к путешествию. Она похожа на нашу круподерницкую, но снабжена ящиками - сзади, спереди и под сиденьем, а также тремя сундучками, так что самое нужное можно поместить с собою. Лошади мои вышли очень удачными - все хвалят, пожалуй, сглазят: они и огромную коляску вытягивают, а теперь и не чувствуют легкую.
Распорядившись приготовлением нового экипажа, я позавтракал в нашем императорском клубе, делал визиты румынским министрам и съездил на бивак эшелона Главной квартиры, ночевавшего в трех верстах от Бухареста, чтобы посмотреть на лошадей свиты и людей. Все оказалось благополучно, но хаос невыразимый: придворные фуры и экипажи громоздкие, уже теперь ломаются, опрокидываются и отстают. Обоз растянулся, и всем становится ясно, что за Дунай таким повозкам не ходить. Кухню опрокинули, и свитские ворчат, что их поставили на старый бивак, где много было навоза. Я взял старую коляску с Иваном и кучером с бивака (Дмитрия оставил для его сбережения в Плоешти), привез их к княгине Гике, где экипаж мой и останется на хранение. Вещи из старой переложил в новую коляску, и до рассвета присоединимся к эшелону на биваке. Расходу мне много, тем более, что кормлю людей и покупать фураж на походе дорого, а нам дают ассигнации, а не золото, как полагал батюшка. За рубль здесь дают лишь 2 фр. 60 сент.! Золото получают лишь приближенные!
Вечером в 10 часов я уже вернулся в Плоешти. Сегодня был почти все утро у главнокомандующего и пойду обедать к государю. Погода здесь хуже вашей - сыро, темновато и ночью холодновато. Обещают, что скоро возобновятся жары и будут сильные. Хрен редьки не слаще!
Сегодня утром я телеграфировал отцу поздравление, прося передать в Круподерницу, что я здоров. Полагаю, что чрез Петербург скорее к вам дойдет, нежели непосредственно.
Все удивляются моей подвижности и беспретенциозности. Я таков был всегда, а если бы здоровье было ста рое (то есть глаза не болели и пр.), то я всех уходил бы своею прыткостью.
Дожди в Армении (!) задержали осадные орудия, предназначавшиеся для бомбардирования Карса. Здесь все приходится откладывать переправу через Дунай по случаю запоздания перевозки тяжестей и в особенности понтонов. Турки укрепляются везде, где ожидается переправа, и потеря у нас должна быть большая, придется лбом брать. С божьей помощью в начале будущей недели будет армия за Дунаем. Поедем туда в субботу или воскресенье. Великий князь Николай Николаевич пожелал, чтобы до того времени я был бы здесь под рукою. Дмитрий поедет со мною.
Княгиня Гика и все дети, а равно старушка Бларамберг вам кланяются. Целую ручки у добрейшей матушки, целую твои ручки, ножки и губки, душа моя Катя, славная жинка моя. Обнимаю деток и благословляю. Приветствую всех. Скажи Мельникову, чтобы обращался к тебе за ответом. Твой нежный и многолюбящий муженек, состарившийся, хотя и неизменный друг.
9 июня. Плоешти
Вчера приехавший из Петербурга гвардейский офицер передал мне милейшие письма ваши от 2 июня. Выражения твои, бесценная подруга моя и сердечная жинка, тронули до глубины души, потому что ты просто выразила глубоко прочувствованное. Благодарю и тебя, и добрейшую матушку. Мысленно перенесся я в церковь круподерницкую к обедне 2-го числа, и хотелось бы мне подпевать детскому хору. Авось когда-нибудь и придется.
