Гельмут Улиг - Будда
Уже по этому одному вопросу проходили бесконечные дискуссии, одни обвиняли друг друга в приеме запрещенной пищи, в количестве съеденного и неправильном времени приема пищи. Другие смеялись над бесплодным спором. Для многих это было спектаклем и возможностью показать себя, тем более что на улице проходила жизнь не только аскетов.
Мы не можем достаточно красочно представить себе бурное оживление в пригородах, деревнях, рощах и лесах, которое можно и сегодня еще встретить в Индии. Но тогда были не только аскеты, мечтатели, заклинатели змей, целители, фокусники и симулянты. На улицах было также много истинных и мнимых учителей и любителей поспорить.
Они обсуждали философские проблемы, начиная с грубого материализма и заканчивая тонким духовным эзотеризмом. Не было ни одного жизненного вопроса, который не становился бы предметом дискуссий, продолжавшихся и днем и ночью.
Умственные способности аскетов часто контрастировали с их наготой, одичалой внешностью и длинными свалявшимися волосами. Искры ума вспыхивали в их огненных взорах и на до костей исхудавших лицах. Часто из таких уст исходили самые умные замечания. Но Сиддхартха, следивший за своей чистотой и опрятностью и как особенный проходивший через толпу, считал все здесь сказанное и поставленное на обсуждение слишком поверхностным, чтобы оно могло побудить его задуматься над этим. Ему казалось, что сказанное не слишком отличалось от поступков, совершаемых вокруг, будь то аскеты-собаки, которые привязывали себе хвост и с лаем бегали по деревням, или аскеты-летучие мыши, которые висли вниз головой на деревьях, пли нищие, калечившие сами себя в надежде получить большую милостыню, поглотители огня и ходячие скелеты, растягивающиеся на доске с гвоздями. Для них всех аскетизм означал приобрести в десять раз больше тога, от чего они добровольно отказались. Помимо этого, они считали себя способными совершать чудеса: ходить над водой, летать, проходить сквозь стену, подниматься вверх по брошенной в воздух веревке и бегать со скоростью ветра. Такие чудеса, совершенные особенно хорошо образованными ламами[1], подтвердили еще в начале нашего столетия надежные европейские свидетели.
Но для Сиддхартхи все это не имело значения — картинка-лубок различных событий, для того времени не более, чем многообразие телевизионных программ, которые, если мы хотим, день и ночь наводняют нашу комнату. Сиддхартха не хотел этого. Для него важно было нечто большее, чего в многообразии явлений было намного меньше: углубление в себя и просветление. Сначала он попробовал найти наставления на этом пути у рекомендованных ему учителей.
Первого звали Аларо Каламо. Он, видимо, не был знаменитым адептом своего времени, так как, исключая речи Будды, он не упоминается ни в одном сочинении того времени. Богатая индийская духовная история ничего не сообщает о нем. Но он, видимо, был хорошим учителем медитации. Хотя Будда сам позже в своих речах рассказывает о встрече с Аларо и о своем обучении у него, мы ничего не знаем об учении Аларо, который, очевидно, интерпретировал жизнь как небытие. Будда не считает нужным сообщать о нем. Тем более интересно сообщение о его отношении к Аларо, содержащееся в одной из речей, обращенных к монахам. Знаменитый своевольный переводчик речей Будды Карл Нейман сформулировал ее на немецком языке. Там мы читаем:
«Став паломником, в поисках истинного блага и несравненной наивысшей тропы мира отправился я к Аларо Каламо и сказал ему: «Я хотел бы, брат Каламо, согласно этому учению и порядку вести жизнь аскета». На это, монахи, ответил мне Аларо Каламо: «Оставайся, достойнейший! Это такое учение, что смышленый мужчина даже в течение короткого срока сможет понять, освоить и проявить собственное мастерство.» И я постиг, монахи, за короткий срок, очень быстро это учение. Я учился столь долго, пока губы и звуки еще могли что-либо сообщить, учил слово знания и слово старших учеников, и я, и другие знали: мы знаем и понимаем это. Потом пришла мне, монахи, мысль: Аларо Каламо провозглашает не все учение по своей вере. Сам все постигнув и усвоив, я владею им, наверняка Аларо Каламо знает точно это учение. И пошел я, монахи, к Аларо Каламо и так говорил: «Насколько, объясни нам, брат Каламо, мы это учение постигли, усвоили и овладели им?» На это, монахи, представил Аларо Каламо царство небытия. Тут пришла мне, монахи, мысль: «Даже у Аларо Каламо нет уверенности, но у меня есть уверенность; даже у Аларо Каламо нет стойкости, но у меня есть стойкость; даже Аларо Каламо не обладает проницательностью, но я обладаю проницательностью; даже Аларо Каламо не может самоуглубиться, но я могу самоуглубиться; даже Аларо Каламо не обладает мудростью, но я обладаю мудростью. Что если я попытаюсь усвоить это учение, о котором Аларо Каламо говорит: «Сам постигнув и усвоив, владею я им», — чтобы стало оно для меня полностью ясным?» И в короткое время, очень скоро, монахи, понял я это учение, усвоил и овладел им. И пошел я вновь, монахи, к Аларо Каламо и так сказал: «Это и есть ли учение, брат Каламо, насколько мы его поняли, усвоили и постигли?»
«Насколько, о брат, это учение понято, усвоено и постигнуто».
«Теперь, брат Каламо, я понял, освоил и овладел этим учением».
«Счастливы мы, о брат, в высшей степени облагодетельствованы, что столь достойнейший является нам как аскет! Как возвещаю я учение, так ты им и овладел, как ты им овладел, так и возвещаю я учение. Как я знаю учение, так и ты знаешь учение; как ты знаешь учение, так и я знаю учение. Какой я, такой и ты; какой ты, такой и я. Пойдем, брат, как равные, мы будем управлять этой толпой учеников».
Так, монахи, Аларо Каламо, мой учитель, объявил меня, своего ученика, равным себе и воздал мне высокие почести. Тут пришла мне, монахи, мысль: «Не это учение ведет к отречению, к повороту, к освобождению, к возвышению, к распознаванию, к пробуждению, к угасанию, оно ведет лишь в царство небытия». И нашел я это учение недостаточным, монахи, и неудовлетворенный отошел от него».
Впервые мы встречаем здесь собственные слова Будды, которые до нашего времени являются важнейшим источником его учения и его влияния. Хотя описание Буддой времени обучения у Аларо не очень исчерпывающее — больше критики, чем описания, — в нем четко прослеживается одно: учителя-мудрецы также стремились к почету и материальному успеху. Аларо надеялся увеличить и то, и другое с помощью участия Сиддхартхи в деятельности своей процветающей школы. Сиддхартха снискал уважение повсюду и считался после встречи с царем Бимбисарой фаворитом повелителя Магадхи, от которого Аларо ожидал получить поддержку для своего учебного заведения.
