Андрей Каменский - Уильям Юарт Гладстон. Его жизнь и политическая деятельность
Между тем в фабричных округах и в больших городах возник ряд политических течений: чартисты требовали всеобщей подачи голосов, подавали петицию за петицией смиллионами подписей и, наконец, грозили употребить физическую силу, если парламент не обратит внимания на их требования. Ремесленные союзы требовали работы и грозили всеобщей стачкой, если парламент не найдет средств улучшить их материальное положение. Наконец, всреде самой буржуазии возникло движение за отмену хлебных законов; Лига против этих законов все усиливалась и, располагая громадными средствами, производила огромную агитацию по всей стране. В это время последним словом государственной мудрости считалась так называемая подвижная пошлина на ввозимый хлеб, уменьшавшаяся по мере повышения цены зерна.
Манчестерская же школа, или “Лига”, считавшая своим родоначальником Адама Смита, представителем в парламенте – Вильерса и ораторами – Кобдена и Брайта, требовала совершенной отмены хлебных пошлин и указывала на это как на единственную законодательную меру, могущую разрубить гордиев узел, то есть оживить промышленность, накормить народ и успокоить страсти.
Все эти течения к 1842 году успели уже настолько окрепнуть, что с ними приходилось считаться. Наконец министерство пошло на уступки: решено было пересмотреть тарифы. За эту колоссальную работу принялся со всей своей энергией Гладстон и в течение первого же года составил себе репутацию замечательного финансиста. Из 1200 предметов обложения он пересмотрел 750 и налоги на них или отменил, или понизил; для покрытия же недочета был объявлен трехпроцентный подоходный налог.
В 1843 году, когда в экономическом положении, несмотря на все принятые второстепенные меры, никакой серьезной перемены к лучшему заметно не было, а агитация все усиливалась и усиливалась, Гладстон, отвечая на нападки манчестерцев в парламенте, уже соглашался с ними в объяснении причин кризиса, но все еще отрицал действенность предлагаемых ими мер и в то же время продолжал пересмотр тарифа и внес две не особенно важные, но очень характерные для его тогдашнего настроения меры: он предложил освободить от всякого налога вывозимые машины, чем сильно оживил машиностроение в Англии, и выработал правила, которым должны были подчиняться только что построенные тогда первые железные дороги; по этим правилам делались обязательными вагоны третьего класса и хоть раз в неделю дешевые поезда по всей линии, не больше одного пенни за милю, которые до самого недавнего времени выделялись на английских дорогах под именем “парламентских” и только теперь слились по цене со всеми остальными.
В 1844 году обстоятельства министерства начали заметно поправляться; оно очевидно сближалось во взглядах с самой богатой и сильной частью своих оппонентов, то есть с манчестерцами, и тем самым значительно укрепило свое положение. Гладстону, занимавшему в то время такой важный пост, принадлежала в этом немалая заслуга. Казалось бы, все шло как нельзя лучше. И вдруг случилось нечто совершенно неожиданное: Гладстон подал в отставку, и, кроме самых близких к нему членов кабинета, никто не знал почему. А дело было вот в чем. Незадолго до того Пиль обещал ирландским членам парламента уравнять ирландские школы с английскими и шотландскими, и теперь кабинетом было решено увеличить субсидию католической семинарии в Мэйнуте, в Ирландии, с 90 до 300 тысяч рублей в год. Как только Гладстон узнал об этом, в нем поднялась целая буря сомнений, имеет ли он нравственное право быть членом такого кабинета, который принимает меры, идущие вразрез с тем, что он сам публично проповедовал на страницах своей брошюры шесть лет тому назад, – и он в январе 1846 года вышел в отставку, несмотря на убеждения своих самых благочестивых друзей вроде Гона, Маннинга и других; предварительно он, однако, окончил пересмотр второй части тарифа. Этим дело не кончилось: давая, как водится, объяснения в парламенте о причинах своей отставки, Гладстон уверял палату не только в своих искренних симпатиях к членам кабинета, который он оставлял, но и к той самой мере, из-за которой он оставлял его. Это было уже совершенно странно. Палата понимала только одно, что вся эта мелодрама была затеяна из-за убеждений, которые Гладстон высказал шесть лет тому назад и которых он больше уже не придерживается, хотя и хотел бы. Словом, получилась какая-то ужасная путаница. В это же время Гладстон пишет своему другу Вильберфорсу, что отчет о деятельности протестантской церкви в Ирландии “его совсем не удовлетворяет: никаких миссионерских успехов, никакой ревности...”; иными словами, что его же собственный аргумент в защиту государственной церкви в Ирландии отпадает, а для Гладстона, для его убеждений вообще, этот вопрос о государственной церкви был очень важен.
К концу 1845 года, пользуясь досугом, он выпускает новую брошюру, но на этот раз уже о более материальных предметах: “Недавнее торговое законодательство”. В ней подводились итоги всем последствиям, какие имел пересмотр тарифа и другие меры того же характера. Вывод получался такой, что как только какая-нибудь отрасль промышленности освобождалась от налога, в ней тотчас же замечалось оживление. В заключение автор говорил: “Отныне истинная государственная мудрость будет состоять не в покровительстве какому-нибудь одному классу, а скорее в освобождении промышленности и рабочих от оков привилегии и монополии”. Одним словом, в этих вопросах Гладстон уже вполне стоял на точке зрения свободной торговли и манчестерской школы, а это уже был большой шаг вперед.
Многие утверждают, что эта брошюра окончательно обратила и Роберта Пиля. Во всяком случае, не прошло и года, как всем стало известно, что глава министерства стал за отмену всей покровительственной системы. Газеты подхватили это известие, и произошел кабинетский скандал: двое из министров подали в отставку. Пиль вдруг из очень популярного министра, каким он был в последнее время благодаря удачным результатам его торговой политики, вдруг превратился в черную овцу, на которую ополчилась его собственная партия. Он было попросил у королевы отставку, но ему ее не дали. Тогда Пиль заместил одного из удалившихся министров Гладстоном и пошел напролом.
В Ирландии в это время был голод. Картофель сгнил на корню. Большинство кабинета советовало вместо всякой немедленной помощи “снарядить комиссию”. Королевское земледельческое общество поучало голодающих ирландцев, что они могут “варить кости вместо одного раза трижды” и питаться приготовленным таким образом супом. Другие советовали им “есть соленую рыбу” и так далее в том же роде. Словом, во всем официальном мире не раздалось ни одного толкового слова, не возникло ни одной путной мысли. Простой здравый смысл говорил Пилю, что Ирландии нужен дешевый хлеб, а не дешевые советы. Он понял это и немедленно же внес билль о понижении пошлины на ввозную пшеницу с восемнадцати до четырех шиллингов на два с половиной года; а по истечении этого времени она должна была быть уменьшена до одного шиллинга. (Этот последний шиллинг был сложен Гладстоном уже в 1869 году).
