Лиана Полухина - Инна Гулая и Геннадий Шпаликов
— Что случилось? — спросила я.
— Мой мультик, тот, про луковку, прикрыли.
— И ты смеешься?
— Ты тоже будешь смеяться, когда узнаешь почему. Из-за названия „От тебя одни слезы“. Говорят, прямой намек на Брежнева».
…Расстанемся с прошлым смеясь. Особенно с плохим в нем.
Фильм «Я шагаю по Москве» вышел на экраны. Кому-то он понравился, кому-то нет. В застольных разговорах в Доме кино прошуршало, что вот, мол, Шпаликов с Данелией подшустрили, написали лирическую комедию на потребу власти. Кое-кто говорил, что не подаст им руки…
Шпаликов огорчался. А для Данелии было важнее всего то, что фильм понравился людям, чье мнение было ему дорого: Ромму, Бондарчуку, писателю Конецкому. И отцу, человеку на похвалы скупому.
Песня перемахнула рамки экрана и зажила самостоятельной жизнью. Помимо славы, она приносила Шпаликову и деньги.
Фильм о любви, дружбе, человеческой доброте получился еще и самым «московским» фильмом, передающим неповторимый дух столицы нашей Родины. Так возвышенно, так нежно про Москву не писал еще никто, скажет Сергей Соловьев и посожалеет, что в Москве нет памятника Шпаликову, ее певцу.
Картина впишет имена молодого сценариста Геннадия Шпаликова и тогда еще малоизвестного режиссера Георгия Данелии в историю отечественного кино.
Для Шпаликова «Я шагаю по Москве» станет первым триумфом. И, к сожалению, единственным — подобное ему больше не суждено испытать.
…Завершая разговор о фильме «Я шагаю по Москве», Данелия в своей книге пишет:
«Мне приятно, когда этот фильм хвалят. Он мне и сегодня нравится. Но понимаю… Если бы не поэтический взгляд Геннадия Шпаликова — фильма бы не было. Если бы не камера Вадима Юсова — фильма бы не было. Если бы не музыка Андрея Петрова, если бы не обаяние молодых актеров — фильма бы не было.
А если бы меня не было?..»
Надо же такому случиться, что, когда я писала эту главу, мне в руки — очень кстати! — попала книга Патрика Зюскинда и Хельмута Дитля «О поисках любви», в которую, помимо киносценариев Зюскинда, вошел его аналитический разбор их с режиссером Дитлем работы над фильмом «Россини», или «Убийственный вопрос, кто с кем спал».
Статья с подзаголовком «О некоторых, трудностях, возникших при работе над сценарием» на самом деле охватывает все этапы создания фильма: от замысла («Давай снимем что-нибудь вместе! Что-ни-будь небольшое, изящное, фильм о людях…») до его воплощения на экране.
Меня поразило, насколько схожи трудности, с которыми сталкивались немецкие кинематографисты и наши — в данном случае Шпаликов, Хуциев и Данелия — в своей работе.
Начать со сценария. Первые насчитали их восемь вариантов. Наши, особенно в случае с «Заставой Ильича», сбились со счета. И, разумеется, как обычно, сценарии дописывались и переписывались по ходу съемок.
«Вопреки расхожему мнению, написание сценариев — это не ремесло, которым можно овладеть раз и навсегда, — пишет Зюскинд. — Это занятие скорее похоже на любительское изобретательство, в основе которого лежит метод „проб и ошибок“. И совершенно нормально, что, работая над сценарием, то и дело оказываешься перед кучей осколков. И опыт тут ничего не дает. Опыт даже мешает, он заражает скептицизмом, осторожностью, страхом, сводит на нет вдохновение».
Перейдя к съемкам, Зюскинд зримо описывает, сколько времени, упорства, творческой энергии, энтузиазма надо вложить в свой труд, и все лишь для того, чтобы в срок представить кинозрителям фильм, о котором до самого конца съемок никто не может сказать: удался ли он и увидит ли его публика вообще.
…Статья интересная, но, в сущности, не открывает ничего нового для профессиональных кинематографистов, меня привлекла она, прежде всего своим названием, снайперски точно определяющим предмет разговора: «Кино — это война, мой друг!»
Слово найдено!
Но если создатели фильма «Россини», как говорится, всю дорогу воевали сами с собой, с боями занимая новые творческие рубежи, то у Шпаликова, Хуциева и Данелии (вернемся к ним) фронт «боевых действии» был куда шире: от худсоветов, редакторов разного уровня — до Госкино. Надо было проявлять чудеса дипломатии, прибегать к военной хитрости (на войне, как на войне!), к эзопову языку, чтобы отстоять свой замысел, свою позицию. Чтобы победить.
В этом смысле «Застава Ильича», пусть искромсанная, переименованная и положенная на полку, — по большому счету победа Хуциева и Шпаликова. А «Я шагаю по Москве» — победа Данелии и Шпаликова, несмотря на критические баталии, развернувшиеся по поводу фильма на страницах прессы.
В ней было что-то ангельское
Шестидесятые годы ознаменовались для отечественного кинематографа рождением множества талантов. Если говорить о киноактрисах, то появление одновременно Анастасии Вертинской, Марианны Вертинской, Жанны Прохоренко, Жанны Болотовой, Александры Завьяловой, Светланы Светличной — перечисление можно продолжить — было подобно некоему демографическому взрыву.
Инна Гулая выделялась даже на таком ярком фоне. Она была более чем красива. В красоте ее крылась какая-то тайна. Ее лицо притягивало, как магнит, такое вряд ли еще встретишь. Мало кто не запомнит ее, хоть раз увидев на экране, женщину несусветной, как выразился Александр Пороховщиков, красоты, с глазами-омутами, обладающими почти гипнотическим свойством. И актрисой она была значительной, неординарной, оригинальной.
Инна Гулая родилась в Харькове 9 мая 1941 года. Позже семья переехала в Москву, где Инна окончила школу. Отец ее умер рано, и мать воспитывала ее одна.
Знавшая Инну в те годы актриса Валентина Малявина пишет в своей книге «Услышь меня, чистый сердцем»: «Мы познакомились с Инной давным-давно, когда я еще училась в школе. Нам было лет по семнадцать. Познакомили нас Саша Збруев и Ваня Бортник. Они уже учились в Щукинском.
У Инночки была любовь с Ваней Бортником. У меня — с Сашей Збруевым. Это были еще школьные романы».
Саша и Ваня, когда знакомили их, сказали хором: «Познакомьтесь!» Это было смешно, и они расхохотались. У них было веселое настроение. Инна же как-то слишком серьезно заметила:
— Вы что? Совсем того? Сумасшедшие? — И протянула Вале руку. — Инна.
Малявина назвала свое имя, и все вчетвером пошли в гости к ее подруге. Там вдруг развеселилась Инна, заражая всех своим смехом. Ей вообще были свойственны перепады настроения. А потом предложила Вале: «Давай с тобой дружить!»
И они подружились.
Вскоре Инна стала учиться в театральной студии при Центральном Детском театре, где ее педагогами были М.О. Кнебель и А.В. Эфрос. Малявина поступила в Школу-студию МХАТ. Детский театр и Школа-студия были совсем рядом, и подруги виделись почти ежедневно, во время перерыва вместе пили кофе в кафе «Артистическое». Малявина и Збруев поженились. Инна замуж не спешила.
