Глеб Елисеев - Лавкрафт
Одновременно Говард и его приятели выпускали специальную газету «Детектив», публиковавшую информацию о «преступлениях» и объявления о розыске знаменитых злодеев. От деятельности «ДАП» Лавкрафт был в полном восторге и с теплотой вспоминал о нем даже десятилетиями позже.
Под влиянием игры в сыщиков и прочитанного Конан Дойля Лавкрафт попытался писать детективы. Он вспоминал, что одна история была о братьях-близнецах, где один убил другого и попытался вести жизнь обоих, появляясь в разных местах то под собственным именем, то под именем жертвы. В конце концов убийца погиб от удара молнии, его опознали по шраму на ноге, а окончательно подоплека тайны выяснилась из найденного дневника преступника. Этот сюжет Лавкрафт придумал, когда ему исполнилось всего десять лет.
Одним из увлечений маленького Говарда были игрушечные железные дороги. Он сам построил паровоз из маленького котла, который водрузил на тележку. Впоследствии, когда в доме на Энджел-стрит освободилась конюшня, Лавкрафт занял ее под целую систему железнодорожных путей, по которым двигались игрушечные составы.
Увлечение железнодорожной тематикой повлекло за собой и окололитературные последствия. В декабре 1903 г. Лавкрафт выпустил единственный номер самодеятельного журнала «Железнодорожное обозрение», а также написал поэму «Отчет в стихах о чудесных приключениях Г. Лавкрафта во время путешествия по железной дороге».
В это же время он продолжал увлекаться и музыкой. Нет, скрипка была заброшена окончательно, вызывая ужас и отвращение, зато в возрасте одиннадцати лет Лавкрафт принял участие в создании «Блэкстоунского военного оркестра». Вместе с друзьями он создал своеобразный джаз-банд, в котором Говард играл одновременно на барабане и на зобо (медном рожке с мембраной).
И все-таки с людьми Лавкрафт сходился тяжело. Застенчивость и напускное безразличие, которое он нарочито демонстрировал в начале любого знакомства, отталкивало многих. Но те приятели, что все-таки близко сходились с ним, твердо утверждали, что за внешней холодностью скрывалась бездна доброжелательства и обаяния. И, однажды подружившись, Говард сохранял преданность товарищам на всю жизнь.
К сожалению, в один несчастный момент «золотому детству» Лавкрафта пришел конец. Компания его деда Уиппла Филлипса разорилась, тот не выдержал удара и, перенеся инсульт, скончался 28 марта 1904 г. Смерть Филлипса повлекла за собой неразбериху в денежных делах семьи, а затем и полнейший финансовый крах.
Лавкрафту с родными пришлось покинуть привычный особняк на Энджел-стрит и переехать в гораздо менее просторный дом под номером 598, находившийся в трех кварталах к востоку по той же улице. Это было здание, рассчитанное на несколько семей, и Говард с матерью заняли его западную часть. Квартира выглядела достаточно просторной (пять комнат и мансарда), но потеря родного дома оказалась еще одним тяжелым ударом для психики Лавкрафта.
В то же время пропал и его любимый кот, которого Говард завел в 1893 г. Кот, носивший прозвище Ниггер, однажды ушел и не вернулся. Случилось это перед самым переездом и стало для будущего писателя еще одним символом разрушения привычной жизни и утраты родного дома. Лавкрафт долго помнил пропавшего любимца и даже сделал его своим литературным героем, введя в число персонажей известного рассказа «Крысы в стенах».
От семейного состояния Филлипсов и Лавкрафтов осталось лишь двадцать пять тысяч долларов. (Впрочем, это была не настолько маленькая сумма для США того времени.) Из них пять тысяч получила Сара Сюзан, а двадцать тысяч — Говард.
Переезд и разорение семьи настолько травмировали Лавкрафта, что он даже малодушно помышлял о самоубийстве. Как утверждал позднее сам писатель, это был единственный момент, когда он реально задумывался о таком уходе из жизни. Его якобы остановило то, что все способы самоубийства казались либо слишком сложными, либо слишком отвратительными: яд невозможно достать, удавление выглядело позорным, топиться было тяжело, прыгать с утеса тоже не хотелось по эстетическим соображениям.
И кроме того, Говарда от попытки свести счеты с этой реальностью удержало неутолимое научное любопытство. Ведь после смерти новые открытия в мире науки окажутся для него навсегда неизвестными. Эта простая мысль вызвала у Лавкрафта настоящий шок. Он писал о своих ощущениях: «Многое в мироздании сбивало меня с толку, и я знал, что смогу выведать ответы из книг, если проживу и проучусь дольше. Геология, например. Как именно эти древние отложения и наслоения кристаллизовались и поднялись в гранитные пики? География — что именно Скотт, Шеклтон и Борхгревинк найдут в великой белой Антарктике в свои следующие экспедиции… до которых я мог бы — если бы захотел — дожить, чтобы увидеть их результаты? И еще история — когда я размышлял, что после смерти уже ничего не узнаю, то вдруг с тревогой осознал, что мне еще многое неведомо. Повсюду были дразнящие пробелы. Когда люди перестали разговаривать на латыни и перешли на итальянский, испанский и французский? Что, черт возьми, происходило во времена мрачного Средневековья во всем остальном мире, кроме Британии и Франции (чью историю я знал)? А как же обширнейшие бездны пространства за всеми известными землями — те пустынные зоны, на которые намекали сэр Джон Мандевиль и Марко Поло?.. Тартария, Тибет… А неизвестная Африка? Я осознавал, что множество вещей, бывших для меня загадками, не являлись таковыми для других. Прежде я не возмущался недостатком своих знаний, поскольку полагал, что однажды все выясню, — но теперь, когда появилась мысль, что я никогда не узнаю, меня уязвило чувство неудовлетворенного любопытства. Еще математика. Мог ли порядочный человек пристойно умереть, не продемонстрировав на бумаге, почему квадрат гипотенузы прямоугольного треугольника равен сумме квадратов двух других сторон? Так что в конце концов я решил отложить свой уход до следующего лета»[26]. Так интерес к грядущим чудесам науки окончательно отвлек его от самоубийственных побуждений. Навсегда.
Возникает впечатление, что шок от резкого изменения жизни пробудил и творческие способности Лавкрафта. Он неожиданно вернулся к написанию прозы, причем именно пугающего и фантастического характера. Хотя большую часть из написанного в это время сам автор признал негодным и сжег, два рассказа не только уцелели, но даже были позднее опубликованы. И эти юношеские произведения уже демонстрируют несомненные зачатки таланта Лавкрафта, столь бурно расцветшего в 20—30-х гг. XX в.
Первый из рассказов, названный «Зверь в пещере», был начат весной 1904 г. и завершен в апреле 1905 г. Он повествует о человеке, потерявшемся в Мамонтовой пещере в Кентукки и неожиданно обнаружившем, что его кто-то преследует. Герой-рассказчик понимает, что «шаги, которые я слышал, не могли принадлежать ни одному из смертных. В могильной тишине этого исполинского подземного грота обутые в тяжелые ботинки человеческие ступни должны были производить резкие, грохочущие звуки, а то, что я слышал, было вкрадчивыми шажками, характерными для грациозной поступи представителей семейства кошачьих. Кроме того, напряженно вслушиваясь в окружающую меня тьму, я иногда различал отзвуки четырех, а не двух ног»[27].