Владимир Успенский - Зоя Космодемьянская
«Помню, что Зоя особенно увлекалась трагическими биографиями Шевченко и Чернышевского», — вспоминала Вера Сергеевна.
Действительно, Чернышевским Зоя увлеклась, и не без содействия Веры Сергеевны, которая поддерживала ее интерес к этому замечательному революционеру, давала необходимую литературу. Зоя прочитала почти все, что можно было найти о Николае Гавриловиче, восхищаясь его мужеством во время гражданской казни, его стойкостью на каторге и в ссылке, которые отняли у него двадцать лет. Читала запоем все, что было написано Чернышевским или о Чернышевском. Шура забеспокоился почти всерьез:
— Знаешь, мама, она вчера как пришла из школы, так и утонула в книжке. Читает — и ничего не видит и не слышит. По-моему, она скоро начнет спать на гвоздях, как Рахметов.
Шутил, конечно, братишка, сам испытывавший глубокое уважение к стойкому революционеру. Не случайно же сделал он рисунок к сочинению Зои: воспроизвел тушью домик, в котором жил в ссылке Чернышевский. Хорошо передал окружающую пустоту, холод одиночества. И пообещал сестре: «Когда-нибудь обязательно напишу большую картину. Она будет называться: «Гражданская казнь Чернышевского».
К вступлению в комсомол Зоя готовилась очень серьезно и обстоятельно, как и вообще делала все, за что бралась. Внимательно прочитала «Манифест Коммунистической партии». Изучила речь Владимира Ильича Ленина на III съезде комсомола: некоторые абзацы помнила наизусть. Ну и конечно — основополагающие комсомольские документы, в том числе материалы X съезда ВЛКСМ, который состоялся в апреле 1936 года. Выписывала в свою тетрадь некоторые мысли, некоторые фразы. И даже по одним только этим выпискам можно судить, что интересовало, что тревожило тогда Зою.
«У нас развелись люди, которые различные мещанские атрибуты выдают за зажиточную культурную жизнь… Подобно попугаям, они блистают своим пестрым оперением, под которым скрыто убогое существо невежд!»
Такие «попугаи» встречались и Космодемьянским. Зоя с нескрываемым презрением относилась к ним, к их мещанскому быту.
Еще выписка:
«Забота и внимание к человеку заключаются вовсе не в том, чтобы давать ему все готовенькое, растить в нем чувство сытенького благополучия, за которым всегда следует пресыщение. Забота и внимание заключаются вовсе не в том, чтобы льстить и подлаживаться к молодому человеку, растить в нем маленькое обывательское самодовольство и этим вытравлять в нем чувство нашей гордой скромности… Советская власть открыла перед молодежью все двери, все пути — выбирай любой, иди! Но иди на своих ногах, твердо, смело, с упорством, настойчивостью, дерзай, добивайся, достигай честным трудом, учебой, умением!»
Именно таким путем и шла Зоя. Ее идейная убежденность, ее горячее стремление посвятить себя большим полезным делам не вызывали ни у кого, в том числе и у мамы с Шурой, никаких сомнений. Любовь Тимофеевну тревожило другое: отношение товарищей по школе, предстоящее обсуждение в райкоме комсомола. Примут ли Зою? Для такой тревоги у мамы и у Шуры имелись некоторые основания.
Дома она — обычная девчонка, в меру веселая и общительная, трудолюбивая, с чувством юмора. Любит повозиться с соседскими детишками, покрасоваться перед зеркалом, примеряя мамино платье (уже почти доросла!). А в школе, на людях, очень менялась, замыкалась в себе. Была резка, порой слишком прямолинейна. Учительница химии поставила ей за отметку «отлично», а Зоя вдруг попросила изменить ей оценку. «Почему?» — удивилась учительница. «Потому, что этот предмет я на «отлично» пока не знаю». И учительницу поставила в неловкое положение, и себя тоже. В классе долго потом спорили, права она или не права.
Что это? Свойства определенного возраста в различных проявлениях? Стеснительность, скованность… Но как-то уж слишком обостренно. Вот Шура тоже бывает и груб, и резок, но быстро отходит, мягчает. Он даже более стеснителен, чем Зоя. В гостях или при знакомстве с новыми людьми краснеет, теряется, не знает куда деть большие руки, что сказать. А глядишь, через полчаса он уже чувствует себя как дома. У него все мальчишки в классе — верные друзья. А у Зои только две подруги, Ира и Катя, да и то задушевными их не назовешь, скорее просто хорошие знакомые.
Любовь Тимофеевна беспокоилась: у Зои такое время, когда появляются у девушек секреты, тайны. Братцу-другу Шуре многого не скажешь, даже маме, пожалуй, не откроешь всего, а с подругой можно было бы поделиться, посоветоваться. Но не с кем.
Трудно Зое. Для взрослых она слишком молода и по возрасту, и внешне: худенькая девчонка в полудетских туфельках без каблуков. А со сверстниками ей неинтересно. Она чувствовала себя значительно старше их. Так сложились обстоятельства, что на ней с детских лет лежали настоящие, серьезные обязанности. Забота о Шуре, о доме, даже о маме — у нее не оставалось времени для шалостей, для болтовни, для забав. Она к этому привыкла. Пустяковые занятия, бесполезные разговоры раздражали ее. Зоя и не скрывала своего мнения. В классе, в школе это нравилось далеко не всем.
Казалось, обязательно найдутся ребята, которые выступят против приема Зои в комсомол, припомнят обиды. А получилось как раз наоборот: впервые открыто и ясно проявилось то уважение, с которым, оказывается, относились к Зое товарищи по школе. Комитет комсомола дал ей самую лучшую характеристику, в которой особенно подчеркнул ее честность, добросовестность, принципиальность во всем.
На общем собрании Зоя, борясь с волнением, коротко рассказала свою биографию (да и что рассказывать-то!), четко и точно отвечала на все вопросы. Потом кто-то поднял руку: «Чего ее спрашивать? Мы все вместе с Зоей готовились, и все бегали к ней советоваться: как это понять, как то; что надо прочитать? Лучше уж она пускай нас спрашивает!» А следующий выступавший, ее одноклассник, сказал так: «Сколько лет учился вместе, сколько раз обращались к Зое за помощью, наверно, тысячу раз». — «Ну, прямо уж тысячу!» — усомнились в президиуме. «Может, и больше, — ответил одноклассник. — И никому никогда не отказала. Будет сидеть с тобой, пока ты поймешь, не считаясь со своим временем. Надежный товарищ!»
Зое и неловко было от того, что ее хвалят, и приятно, конечно.
Перед обсуждением в райкоме комсомола Зоя чувствовала себя спокойнее, увереннее, чем в школе. Там ведь, наверно, задают вопросы более общие, теоретические, а к этому она долго готовилась. Пожалуй, на этот раз больше волновался Шура. Он проводил сестру в райком и потом долго, до самой темноты сидел на крыльце, бродил вокруг дома, ожидая сестру.
Принимали многих ребят. Очередь Зои подошла одной из последних. Секретарь райкома, веселый и молодой, спрашивал быстро. Каково сейчас положение в Испании? Читала ли Маркса?.. Ответами был явно доволен. Подумал, прищурившись:
