Ганс Киншерманн - Кроваво-красный снег. Записки пулеметчика Вермахта
19 ноября. Ближе к утру усиливается ветер. Метель. Мейнхард сообщает нам о том, что сегодня ему нужно вернуться в Сталинград. Он поедет вместе с Винтером, которому тоже пришла пора возвращаться.
— Что делать, — задумчиво говорит Мейнхард, — такова жизнь.
— Верно, — соглашается Курат. — Она может продлиться до ста лет.
— Возможно, — соглашается в свою очередь Мейнхард. — Но я не хочу дожить до таких лет. Буду рад дожить хотя бы до конца этой проклятой войны.
— Доживешь, — заверяет его Громмель.
Нам хочется немного ободрить Мейнхарда, но это не слишком удается, потому что он замолкает. Он даже курит больше обычного. Затем садится и пишет письмо домой. Следующее занятие по боевой подготовке будет после обеда, и поэтому мы беремся за чистку оружия.
Готовимся к построению. Атмосфера возле нашего блиндажа делается беспокойной. Деловито снуют водители, готовят свои машины к отъезду. Связной садится на мотоцикл и уезжает в направлении колхоза. Нам приходится дольше обычного ждать появления нашего старшего вахмистра. Назревает что-то серьезное. Что же именно? Солдаты из соседнего блиндажа тоже ничего не знают. Наконец появляется старший вахмистр с картами в руках.
Он без всяких околичностей сообщает нам, что на нашем участке фронта объявляется состояние высшей боевой готовности, потому что танковые части русских атаковали наш левый фланг и ворвались на позиции румынских войск в районе Клетской. Румыны отступают в направлении Калача.
— Черт! — слышу я чье-то восклицание.
Старший вахмистр добавляет, что нашим командованием уже приняты меры по отражению наступления противника силами танков и авиации. Подробностей он нам не говорит.
Позднее мы узнали от Мейнхарда, что его и Винтера не стали отправлять обратно в Сталинград, потому что было не известно, где в тот момент находилась наша боевая группа, которую перебросили в какое-то другое место. Ожидание затягивается. Кто-то говорит, что нас вполне могли бы отправить на машинах, но мало горючего. Бензина и прочих горюче-смазочных материалов в последние недели поступало катастрофически мало.
— Неужели дела обстоят так плохо? — спрашивает Мейнхард.
— Никто ничего точно не знает, но, возможно, нам придется отводить наши машины отсюда, если не удастся остановить русских, — отвечает фельдфебель из автороты.
— Черт бы их побрал! — вставляет Зейдель. Ночью спим плохо, беспокойно. В пять утра заступаю в караул и внимательно вслушиваюсь в любой шум, доносящийся с севера. Ничего нового, кроме привычного приглушенного рокота, не слышу. Даже если бои действительно идут в районе Клетской, мы ничего не услышим, потому что это слишком далеко от нас. Может быть, наши войска все-таки остановили наступление противника?
20 ноября. С наступлением утра становится понятно, что день будет непростым. Мы никогда еще не видели в небе так много бомбардировщиков Не-111 и самолетов ju-87 «штука». Иными словами, там, на севере, скоро произойдет что-то очень серьезное. Воздух наполнен рокотом двигателей, который усиливается с каждым часом. Громкий шум доносится с севера, где, как предполагается, русские прорвали нашу линию обороны. Однако скоро звуки боя начинают доноситься и с юга — там тоже что-то происходит. Ждем. Солдаты в основном находятся в блиндажах, но некоторые, подобно мне, стоят на крыше, пристально вглядываясь вдаль.
— Тревога! — неожиданно кричит кто-то. — Всем выйти наружу!
Все выбегают из блиндажей, хватают оружие и прочее снаряжение, надевают его на себя. Многие снова забегают в блиндажи за шинелями. Что же происходит? Один из водителей заявляет, что русские ворвались на позиции румынских войск на юге и обходят нас с двух сторон, пытаясь взять в клещи. Их танки уже прорвались к Сети, и нам предстоит остановить их.
Прихожу к выводу, что для нас сложилась очень серьезная обстановка, да и для всех, кто находится в данный момент рядом со Сталинградом. Даже самые неопытные солдаты теперь понимают, что мы в любой момент можем оказаться в окружении. Пока что все тихо, но эта тишина может быть нарушена в любое мгновение. Неужели это затишье перед бурей?
21 ноября. Наши предположения оправдались. На рассвете начинается мощный обстрел. Прямо над нашими головами свистят снаряды, затем раздается грохот взрывов. Все выскакивают из блиндажей и торопятся в окопы. Однако противника нигде не видно.
— Русские начинают с артиллерийской подготовки, — поясняет водитель, сидящий рядом со мной. Большая часть снарядов ложится справа от нас, а также далеко позади, в нашем тылу. Над головой свистят ракеты «сталинских органов», падающие где-то возле колхоза.
Вскоре светает, и видимость улучшается. Кроме взрывов, слышен и другой звук — рокот дизельных двигателей и лязг танковых гусениц. Русские «тридцатьчетверки» обходили нас с обеих сторон. Они лучше нас могут оценить сложившуюся обстановку. В морозном воздухе слышно звонкое уханье башенных орудий, затем свист снарядов и взрывы при попадании в цель.
Затем из туманной дымки появляются сами танки «Т-34». Мне удается насчитать пять металлических гигантов. Они находятся на расстоянии ста метров от меня и движутся очень медленно. Их орудия разворачиваются в поисках цели. Найдя ее, боевые машины открывают огонь. Огневой вал артиллерии усиливается. Пушки бьют по участкам передовой слева и справа от нас, а также позади. Танки стреляют туда же. Неужели они нас еще не заметили? Или в других местах у них есть цели поважнее?
Кто-то позади нас заползает в траншею. Это Янсен, водитель грузовика. Вместе с ними двое русских добровольцев. Они принесли патроны. Янсен подползает к Мейнхарду, который залег за пулеметом. Я слышу, что он говорит — горючее подвезли и получили приказ двигаться колонной на запад через мост в направлении Калача. Старший вахмистр и Деринг хотят дождаться ночи, потому что противотанкового обеспечения у нас нет. В ином случае русские танки передавят нас всех.
Затем высоко в небе слышится гул русской штурмовой авиации. Противник сбрасывает бомбы. Они разрываются где-то в тылу. Потом на нас пикируют взявшиеся откуда-то сбоку три небольших самолета. Вижу красные звезды на крыльях и фюзеляже.
Наши взгляды устремлены вперед. Я чувствую, что мои нервы натянуты, как канаты. Теперь все совсем не так, как было во время учений. В голове проносятся тысячи разных мыслей. Танки все так же медленно надвигаются на нас. Я прошу у Мейнхарда полевой бинокль.
Вижу бурого цвета фигурки вражеских солдат, облепивших танки с белой камуфляжной раскраской. У меня впервые появляется возможность по-настоящему разглядеть противника. Испытываю легкую дрожь. Если они доберутся до меня, то все пропало. Я часто слышал жуткие истории о том, что русские делают с пленными немецкими солдатами. При мысли, что такое может случиться с нами, меня охватывает возбуждение, страх и готовность отчаянно сопротивляться. Чувствую, что во рту у меня пересохло, и еще крепче сжимаю в руках карабин.
