Сергей Михеенков - Тайна Безымянной высоты. 10-я армия в Московской и Курской битвах. От Серебряных Прудов до Рославля.
В последних числах декабря 1941 года нарастающие звуки артиллерийской канонады из-за Оки возвестили нам о приближении к Белёву дивизий 10-й армии Западного фронта и 61-й армии Брянского фронта. Белёв был буквально напичкан немецкими частями и представлял собой мощный узел вражеской обороны. Напряженно и беспокойно жилось в эти дни горожанам. Нам, подросткам, однако, не сиделось дома и хотелось простых зимних забав, к примеру покататься на коньках по центральной улице К. Маркса. Но выходить на улицы города стало небезопасно, и не только по причине начавшихся боев. Немецкие солдаты ловили ребят, чтобы заставить их носить воду, пилить и колоть дрова для полевых кухонь и вообще выполнять всякую грязную работу. И если солдатам казалось, что работа выполняется нами без должного рвения, следовал в лучшем случае грубый окрик и подзатыльник, а в худшем – удар по спине бамбуковой тростью. Нам очень хотелось, чтобы как можно быстрее пришли бойцы Красной армии и отомстили вражеским солдатам за все наши унижения. И вскоре долгожданный день освобождения наступил.
31 декабря 1941 года еще до рассвета началось наступление наших войск на Белёв. Удар наносился по северной части города, с запада по станции и привокзальным улицам, на кирпичный завод. К раннему утру наши войска уже овладели железнодорожной станцией и освободили северную и северо-западную окраины города. Начались уличные бои. Шла энергичная стрельба из различных видов оружия. Около здания райвоенкомата была установлена пушка, и артиллеристы вели огонь по врагу вдоль улицы К. Маркса. На колокольне Покровской церкви был установлен вражеский пулемет, имевший большой сектор обстрела. Метким огнем этой пушки огневая точка была подавлена. Следы разорвавшегося снаряда и сейчас еще отлично видны на колокольне.
На улице Каляева противники дрались на совсем близком расстоянии. Судя по двум убитым, немец убегал от преследования нашего офицера, пытаясь скрыться во дворе райпо, но пуля пистолета догнала его в воротах и попала в затылок навылет. Однако и нашему офицеру эта победа стоила жизни. А на улице С. Перовской наши артиллеристы установили пушку – сорокапятку и били из нее по отступающим немцам в направлении Прохоровского моста и сожженного во время нашего отступления в октябре сушильного завода прямой наводкой. Вскоре раздался сильнейший взрыв. В нашей квартире на кухне даже открылась дверь – это отступающие немцы взорвали Сабининский мост.
К вечеру все стихло. Люди вышли на улицы. Много народу, горожан и военных, собралось возле сожженной почты (ныне швейная фабрика) и сожженного воинского штаба. Откуда-то появилась гармонь, начали петь, танцевать, кататься на только что захваченных трофейных велосипедах. Ликование было всеобщим.
На следующее утро моя мать напекла много хлеба, наварила щей, картофеля, достала квашеную капусту и кормила от души все новых и новых бойцов, приходивших в наш дом, в нашу квартиру. Это был большой-большой праздник для всех нас – жителей Белёва».
В эти дни корпус генерала Белова взял Козельск, а 50-я армия Калугу. Путь на Сухиничи для 10-й армии оказался свободным. Угроза флангов была устранена.
После боя обещали отдых. Но не успели похоронить убитых, прибыл комбат. Приказал построить роту. Из-под шапки, сидевшей высоко и нелепо, белела полоска бинта. Сказал:
– Товарищи красноармейцы! Вы с честью оправдали звание бойцов третьей роты отдельного лыжного батальона! Объявляю всем благодарность! Отличившиеся будут отмечены особо! Старший лейтенант Чернокутов, срочно подать списки начальнику штаба батальона! Вольно! Разойдись!
Разошлись. Некоторые, кто пошустрей, тут же пошли искать пристанища где-нибудь в невыстуженной хате, чтобы просушиться и погреться, а если повезет, и поспать часок-другой.
Вскоре прибыл старшина роты и начал по списку выдавать награды от командира батальона особо отличившимся – по пачке махорки на брата.
Эту наградную махорку, как вскоре выяснилось, захватили тут же, в немецких грузовиках, замаскированных между сенными сараями. Награде радовались. Ведь махорка могла бы попасть в руки полковых или дивизионных интендантов. И тогда трофей растворился бы в тыловых складах и вряд ли лыжной роте старшего лейтенанта Чернокутова досталось курева в таком изрядном количестве.
Из разведгруппы лейтенанта Пояркова махорку получили все.
Сержант Гречкин взял свою пачку, но не уходил.
– Ты чего? – поторопил его старшина Печников.
– Давай еще две.
– Каких – две? Все ваши вон получили.
– Не все. Давай еще на четверых – по полпачки на саван. Старшина Печников задумался и молча, не глядя на сержанта, сунул ему еще две пачки.
Сержант разорвал обе пачки, ссыпал табак в рукавицу и сказал:
– Подходи, братва, по щепотке – за наших товарищей…
Молча скручивали цигарки, закуривали, задумчиво дымили.
– Оно так, – сказал кто-то, – сегодня их, а завтра…
Поярков не курил. Положил свою пачку в полевую сумку.
– Товарищ лейтенант, вы же не курите, – кивнул самокруткой Прохоров из саперной команды. Он во взводе все замечал, все ставил на учет, не пропускал случая доглядеть и за командиром. Натура.
– А тебе чего, Прохор? Мало, что ли, пачки на рыло? – тут же толкнул его в плечо пулеметчик Климантов.
– Пошел ты, – огрызнулся Прохоров. Затянулся и, косясь на пулеметчика, сказал: – Вроде и трофейную пользуем, а вроде и свою. А?
– Какая ж это трофейная? – тут же заговорили бойцы.
– Своя, родёмая.
– Моршаночка…
– А я и говорю, – повел дальше Прохоров. – Махорка – как баба. Сегодня твоя, а завтра под немца подпала. Он ее пользует, как свою. Завтра мы ее отбили – и опять она, милая, наша…
Сильный удар в лицо опрокинул Прохорова. Полетели в снег, как отпавшие крылья, винтовка бойца, каска, «сидор», который он временно зачем-то держал под мышкой.
Поярков отвернулся. По уставу он, как командир взвода, непосредственный начальник этих бойцов, должен вмешаться, прекратить конфликт, разобраться, а потом доложить командиру роты о происшествии для последующего наказания виновного.
Сержант Гречкин подошел, нагнулся к Прохорову и сказал:
– Что ты, Прохор, за вошь такая? Корявая…
Семья пулеметчика Климантова осталась на оккупированной территории, где-то под Ярцевом Смоленской области. Жена, двое детей, отец, мать, младшая сестра.
Сейчас пойдет жаловаться ротному, подумал Поярков, наблюдая за тем, как Прохоров встает, как потом долго отряхивает шинель и собирает в снегу свое добро. Но не пошел. С ухмылкой повел вокруг себя торжествующим взглядом, утер разбитый рот, сплюнул кровянку и отвернулся. Чувствует себя победителем. Что и говорить – натура.
Поспать им не пришлось. Хорошо хоть покормили.
Ротный спросил:
– Поярков, вы выяснили, кто у вас кашляет?
– Выяснил.
– Кто?
– Я.
Через полчаса рота уже шла по краю поля, обходя стороной деревню – очередной опорный пункт немцев.
Ротный посмотрел в бинокль. Сказал:
– Кажется, их там нет.
Перед маршем старший лейтенант Чернокутов собрал взводных и поставил задачу. Указал на карте перекрестье дорог северо-западнее населенного пункта Пустошки:
– Приказано занять позицию вот здесь и контролировать узел дорог до подхода основных сил. На карте обозначено отдельностоящее строение. Нам придано усиление – пулеметный взвод, два тяжелых пулемета на санях и два миномета. Больные во взводах есть? – И Чернокутов посмотрел на Пояркова.
– Никак нет, – вразнобой ответили лейтенанты.
Отдельностоящим строением оказались руины церкви. Даже снег не мог спрятать многочисленных примет и знаков того, что церковь раздолбила тяжелая артиллерия. И все же трапезная стояла. Она молчаливо оскалила в небо широченный пролом. Крыша с обугленными стропилами и ржавыми кусками кровельной жести каким-то чудом еще держались. Руины как будто ждали новых напастей, чтобы рухнуть окончательно и сровняться с землей.
Колокольня была снесена только наполовину. Там Чернокутов сразу приказал устроить наблюдательный пункт и установить один из пулеметов. Лестница на колокольню сгорела и обвалилась, так что лезть пришлось по бревну, подставленному к стене. На веревках затащили разобранный «максим» и коробки с лентами.
Бойцы нарубили жердей и сколотили лестницу. Теперь на колокольню можно было попасть за полминуты. И так же быстро покинуть продутую ветрами площадку с выщербленными обледенелыми кирпичами. На деревянном настиле валялись маузеровские гильзы. По всей вероятности, здесь совсем недавно находилась огневая точка немецкого МГ. Гильз было насыпано много.
Глава 4
Сухиничи
«В первом батальоне остался один командир батальона и его заместитель…»
Линия фронта к концу декабря 1941-го. Положение армий левого крыла Западного фронта к началу 1942 года. 10-я армия атакует Сухиничи. Взятие станции Сухиничи-Главные. Состав дивизий. Телефонный разговор фон Клюге и Гитлера: «Держаться!» Сухиничи. Дивизии полковника Гарцева и генерала Кирюхина. Кто освободил Сухиничи. Рокоссовский
