Татьяна Михайловна Соболева - В опале честный иудей
Савельев, о чем я его не просила, так как писать ему не заставила бы меня никакая сила, в нескольких строчках объяснил мне, что издательствам дано право отбирать рукописи для публикации по своему усмотрению. Но почему не ответил мне В. Карпов? Мне все-таки хочется думать, что ему просто не показали мое письмо. Так это было или иначе, но обещанной поддержки рукопись Ал. Соболева не получила, изведав участь своих предшественниц, ранее отвергнутых рукописей Ал. Соболева. В чем-то и хуже. Семнадцать лет прошло с тех пор, как А. Турков отнес и сдал рукопись в «Советский писатель». Так и сгинула она там: ее мне даже не вернули. Не изменила порядков в издательстве и новая вывеска: тот же Микитка, хоть и новая свитка. «Ату его... ату!» - возвестил о своем появлении еще один цветок для букета, букета нового времени, однако со старым ароматом, неистребимым.
Между прочим, в этой некрасивой истории без ответа остался и такой вопрос: отчего В. Карпов сам не захотел поинтересоваться, как дела у вдовы Ал. Соболева с изданием книжки - единственной, первой и последней для покойного поэта? Забыл о моем обращении на десяти страницах? Плохо верится: ведь не каждый же день он получал подобные крики о помощи? Тогда что? Соска-пустышка? А совесть?.. Но о присутствии совести при служении компартии говорить вряд ли уместно.
Умудренный опытом, лучше меня осведомленный о делах в мире советских литераторов, А.М. Турков не стал спорить с «Советским писателем».
Он избрал другой путь: продвижение творчества Ал. Соболева в народ посредством публикаций в печатных и электронных СМИ. Ему приходилось открывать людям неизвестного автора известнейшего произведения. И не его вина, что порой это выглядело несколько обидно для Ал. Соболева. Он сумел (при поддержке работавшего в «Литературной газете» Игоря Золотусского) добиться публикации стихов создателя «Бухенвальдского набата» аж в «Литературной газете»! Но стихам предшествовал рассказ А. Туркова об Ал. Соболеве, своего рода представление «новичка» читателям, словно речь и в самом деле шла о поэте, еще не заслужившем известность.
Мне бы этого сделать не удалось: не та я фигура, а он сумел организовать получасовую передачу об Ал. Соболеве на радио. Принял в ней участие. Но волей или неволей в обоих случаях водил автора «Бухенвальдского набата» - на полосу газеты и в эфир - «за ручку». Как подающего надежды ребенка, одаренного, но не успевшего заявить о себе на всю планету. Но иначе А. Турков поступить просто не мог, и я благодарна ему за явную попытку плыть против течения, восстановить справедливость. Он и В.Ф. Огнев укрепили мою веру в неоспоримые достоинства поэзии Ал. Соболева, служили незримой опорой на моем трудном пути. Кстати сказать, я дважды - накануне 75-летия и 80-летия Ал. Соболева - обращалась в «Литературную газету» с предложением отметить юбилей поэта, извиниться перед невиноватым, опубликовать стихи. Ответ звучал как приговор: «Мы этого делать не будем». Оба раза я мысленно добавляла: «Во веки веков. Аминь».
...Передо мной толстая-претолстая папка, «распухший» скоросшиватель. «Моя деловая переписка» - так назвала я ее. Листаю: мои письма, убеждающие и аргументами и фактами, ответы на бланках учреждений, куда я писала. В ряде случаев повторные мои обращения с возражениями, дополнительными доводами... Ответы, убивающие надежду на реализацию творческого наследия автора «Бухенвальдского набата».
В папке хранятся мои письма и зав. отделом пропаганды ЦК партии, а также тогдашнему председателю Комитета по печати. С удивительной закономерностью жалобы и просьбы мои попадали в руки тех, действия которых и были неправомерными. Мелькали в ответах ссылки на отрицательные рецензии на рукописи Ал. Соболева (сами заказывали, сами на них и ссылались). И партийные чиновники, и писатели, и работники издательств не стеснялись утверждать то, чего на свете не бывает, - что создавший однажды талантливое произведение поэт Ал. Соболев стихи писать вовсе и не способен. Почему они все так смело демонстрировали свое откровенное бесстыдство? Потому что свято верили в безнаказанность: в тылу была партия.
Встречаются в папке ответы и забавные, саморазоблачительные. Зав. отделом поэзии журнала «Знамя» Ермолаева, отвергнув маленькую поэму Ал. Соболева «Военком», делает, на мой взгляд, странное уведомление: она извещает меня, что журнал в одном из ближайших номеров намерен поместить стихи В. Савельева на такую же тему. «Всплыл» на моем пути опять Савельев... В отместку за то, что я вернула его ответ мне (он писал за Карпова), сообщив, что «я глупостей не чтец, тем паче образцовых». Вот тебе, настырная баба, в отместку получай: стихи Соболева - вон! Стихи «своего» Савельева - на полосу! Сговорились... Решили уколоть... Кого?!. Автора нет в живых. Значит, меня? О, бессмертный одесский привоз с его уникальными нравами! Не слышала, чтобы, отвергая произведение автора, его извещали: «Мы, Вася, вместо тебя напечатаем Петю»... Злоба и зависть мешают самоконтролю - истина старая. А вот и еще: мои письма, ответы, повторные письма...
Ответ в несколько слов на мое письмо председателю Комитета по печати по поводу «книжки-малышки» «Бухенвальдский набат», изданной «Современником» с искажениями большей части стихов. Бывший аппаратчик ЦК партии предлагает мне решить спорный, по его мнению, вопрос в суде. Он отлично понимает, что определять качество стихов через суд — затея нелепая, бесперспективная. Ума и опыта всей коллегии адвокатов не хватит, чтобы доказать правоту одной стороны и неправоту другой. Тем более что о вкусах не спорят. Кроме того, судебное разбирательство - это уйма времени, немало денег, крепкие нервы. И во всем этом у меня, которой под семьдесят, дефицит. Тот. кто сочинил ответ-отписку, отлично знал, что мне рекомендует, в какую изнурительную волокиту хочет меня втравить. Помочь мне он не хотел. Отнесся ко мне враждебно. Почему ? Потому что не боялся: никакой угрозы ни с одной стороны. «Крой, Ваня, Бога нет». Свобода... Поневоле в который раз подумаешь: до свободы надо еще дорасти. Так как этот человек еще возникнет в моем повествовании, назову его фамилию - Алифанов.
Как считаете, по праву, без натяжки присоединяю я этот небольшой цветок ко второму букету «Ату его... ату!»?
Рассказать разве еще об одном уроке, преподанном защитниками мира в советском исполнении не самому поэту Ал. Соболеву, а мне, его вдове. Я обратилась в СКЗМ в 1987 г., вскоре после кончины Александра Владимировича, о чем, как я подумала, там могли и не знать из-за отсутствия сообщения в прессе. Затрудняюсь сказать, почему обратилась - видно, не пришла в себя после ухода из жизни дорогого мне человека или сбил меня с толку Г. Боровик, то и дело появлявшийся в стандартной позе - вполоборота - на телеэкране с речами, на свой лад, о мире, но я написала письмо в СКЗМ. Не ищу оправдания, не раскаиваюсь, хотя в общем-то и не мешало бы. То ли я искала опору, то ли сочувствие, не знаю, но мне не удалось тогда остановить себя и не совершать этой явной глупости. Что ж, не ошибается, говорят, тот, кто ничего не делает. И где-то на донышке души мне казалось (или так хотелось), что взываю я к единомышленникам и соратникам Ал. Соболева в деле защиты мира на Земле, а не ряженным под таковых, и следовательно, к людям, очень хорошо к нему расположенным. Я посмела высказать некоторые пожелания: об увековечении памяти активного борца за мир, о выпуске, при их содействии, на фирме «Мелодия» памятной грампластинки с антивоенными песнями и стихами Ал. Соболева, об установке на могиле поэта достойного надгробия. Не скрою, я ждала услышать слова соболезнования, поддержки и сочувствия... Ну и вляпалась!.. Поделом мне!.. Как не сообразила, что такой верный проводник светлых идей компартии в жизнь, как Боровик, не захочет снизойти до беседы со мной? Кто я? Какой у меня вес в жизни общества? Что от меня толку сейчас и в будущем? Сплошные нули в ответах. А посему вельможи из СКЗМ, если не из антисемитизма, то в целях соблюдения личного покоя предпочли общаться со мной через «прислугу», как баре с просителями.
