Татьяна Егорова - Андрей Миронов и Я
– Это уже не эмиграция русского человека, а эмиграция России… – показывает он на свою коллекцию книг и живописи.
– «Мы не в изгнании, мы в послании! Родина имеет для нас смысл не географический, а духовный», – цитирую я Мережковского.
Мы поднимаемся на третий этаж. Из окна виден центр Парижа и светящийся купол, под которым захоронен Наполеон. Перед окном – верхушка березы, вся в каплях от дождя. Ее посадил сам Рене. И русскую березу, и сирень в саду, и крыжовник. На русском кладбище в Сен-Женевьев Дюбуа мы задумчиво ходим по русским могилам, моросит дождь, о каждой Рене что-то рассказывает. А я читаю стихи, которые сдавливают горло.
Печальную повесть изгнания,
Быть может, напишут потом,
А мы под дождя дребезжанье
В промокшей земле подождем.
Это наши корни, наша культура, Андрюша, которую ты так любил, чтил, и она всегда была ярко выражена в твоем творчестве.
Весной пришла к тебе на Ваганьково. А там лежит на земле письмо мне. Прихожу домой, а дома еще письмо – из Парижа, от Рене Гера.
«Дорогая Татьяна! Огромное вам спасибо за вашу прекрасную книгу „Андрей Миронов и я“., да еще с трогательной надписью – тронут вниманием. Книгу вашу я прочел с неослабевающим интересом, хотя этот театральный мир советский мне незнаком – ведь я в те годы в Союз не ездил, точнее, был невъездным, но тем не менее благодаря Вашему таланту можно так живо все себе представить и увлекаться, ибо книга Ваша талантливо написана и получилась захватывающей, даже для меня, постороннего – браво! Поздравляю Вас с заслуженным успехом и отдаю дань Вашему жизненному таланту. Не собираетесь ли Вы в наши края? Был бы очень рад новой встрече. С лучшими чувствами и пожеланиями… Обнимаю Вас. Искренне Ваш Рене. P.S. Спасибо за книгу».
Это письмо от Рене Гера – изумительная брошка на груди моего творчества.
Мне снится сон. Я такая красивая, в необычных огромных серьгах, смотрю на себя в зеркало, а там на фоне моего лица – мост через Десну, в Пахре, где мы когда-то танцевали с Андрюшей… летает редкий снег… вода в реке еще не замерзла… Я хочу повернуть голову в сторону моста, но не могу – серьги тяжелые, не позволяют и позвякивают… Не оборачиваясь – вижу в зеркале: стоит на мосту человек. Седой. Перегнулся через парапет и смотрит в воду. Проснулась. Озарение! Это Андрей, сцена, как у меня в финале книги. Так… Зеркало, серьги, седой Андрей на мосту… Надо ехать немедленно! Это – знак.
Днем я была уже в Пахре. Прошла знакомым путем мимо дачи. Спустилась с горки, иду к мосту. И вдруг… вижу… опершись на перила, стоит человек с совершенно седой головой.
– Андрюша! – почти уже выскочило из меня. Подошла. Человек повернулся и посмотрел прямо в глаза.
– Что вы тут делаете? – требовательно спросила я.
– Стою на мосту… смотрю. А вы?
– Я? И я стою на мосту.
– Красиво, – улыбнулся он.
– Да-а-а, – протянула я. – Лед, как каша, вода не течет… А почему вы сюда пришли? – спрашиваю я в упор.
– Я тут гуляю.
– Ну хорошо. До свидания, – сказала я, а сама стою.
– Что ж вы не идете?
– Мне в Москву. Пойду к автобусу, километров пять пешком.
– Я тоже в Москву.
Мы пошли. Прошли метров пятьсот. Стоит «джип», большой, японский, серебристый. Он открывает дверь: «Садитесь!» Я села. И мы поехали. Едем молча, вдруг он говорит, очень четко:
– Таня, вы самая главная не встреченная мною женщина.
Я посмотрела на него с изумлением.
– Откуда вы знаете, как меня зовут?
– Вы верите в чудеса? Два часа назад меня на этот мост привели вы сами. Вы же Таня Егорова? Да? Вчера я закончил читать вашу книгу. Вы писали об Андрее, а написали обо мне. Мне не удалась жизнь. У меня убывает душа… усыхает сердце, а должно быть наоборот. И в вашей книге я прочел всю свою жизнь. И на мосту я не гулял, я ждал вас. Знаете, такое бывает. Понимаешь, что немыслимо, а случается. Есть предложение – поедемте куда-нибудь, выпьем кофе?
Въехали в город. Стоим на светофоре. Ждем. И вдруг он читает стихи:
Ветром, шпаною отчаянно
Сдернут твой красный шарф.
И прикоснусь нечаянно,
Память твою взорвав.
Промыслом Божьим гонимые
Всех параллельностей суть,
Кто-то еще, любимая,
Наш продолжает путь.
Но, параллельностью брошены,
Где-то сойдутся пути.
Волосы нежно взъерошены.
Шарфик небрежно наброшенный.
Все… дорогая… Летим?
– Что это вы читаете и чей там красный шарф?
– Ваш. Тот самый, из книги, и который сейчас на Вас. Его зовут Сергей. Пьем кофе.
Новый 2000 год. Встречаю его в Финляндии. Выигрываю в лотерею первый приз – огромное ведро с тюльпанами. Финляндия – Россия в идеале. Розовый снег, чистота. Вместо соли и песка улицы посыпаны мелким гравием. Сказка! Там же узнаю, что 31 декабря Борис Ельцин развернулся на 180 градусов и покинул свой пост президента. Действительно царь Борис – только царь способен на царские поступки. Как любила повторять Мария Владимировна: «Ох, Таня, скоро это время кончится! Я это уже проходила, когда был НЭП». А в народе по этому же поводу сочинили четверостишие:
Мы все живем в эпоху гласности.
Товарищ, верь, пройдет она,
И Комитет госбезопасности
Запишет наши имена.
У нас новый президент – Путин. Очень хочется верить, даже мозги выстраивают каламбур: перед революцией, перед Катастрофой, главным человеком в России был Распутин – бездорожье, ухабы, распутица. А Путин – путь. Может, и будет все путем.
«Мир новостей» разразилась статьей Феликса Медведева о романе. «На откровенно эпатирующем материале построена вся книга Егоровой „Андрей Миронов и я“. Успех у книги бешеный – такой не снился никому». И дальше: «Все искренние исповеди человечества будоражили людскую мораль, нравственные вековые постулаты. Исповедь Руссо и поныне, спустя 200 лет, кипятит кровь вступающих в жизнь…»
«… Каких только имен нынче не встретишь на книжных развалах, Гафт, Андрей Вознесенский, Олег Табаков… Но удач мало. А документальный роман Т.Егоровой написан талантливо, ярко. Автор обладает легким читабельным пером. Ощущается литературная хватка думающего образованного современника.
Читателя не проведешь – скукотищу он в рот не возьмет. И бедный свой кошелек не раскроет. На такой бестселлер способна только сильная натура, умеющая любить и быть любимой. Голая правда о знаменитом актере и его окружении – по-моему, подвиг и жизни, и творчества Т.Егоровой. Автор книги «Андрей Миронов и я», по-моему, счастливый человек. Она понимает, что живые нужны не только живым, но и мертвым, чтоб продлить их век среди людей».
Мчимся на «мерседесе» по Минскому шоссе в город Брянск. За рулем – Слава. Тип – новый русский. Крайне обаятельный, и из него так и прет молодецкая сила, что, кажется, он может перевернуть весь мир. Скорость – 190 км/ч. Слава называет это «давить железку». На заднем сиденье сижу я. Рядом со Славой – Сергей, с которым мы встретились на мосту и «пьем кофе». Он предложил сопровождать меня в Брянск – путь неблизкий, город незнакомый, и лучше, если рядом будет надежный человек. Я соглашаюсь. Мелькают ели, голые ветки деревьев, заснеженные поля – февраль. И вот мы в Брянске. Сразу обед, а через час – презентация книги в самой большой библиотеке города. Там же брянское радио, брянское телевидение. И наконец я на сцене. Зал полон зрителей. Все молчат. Прошу задавать вопросы – молчат. Начинаю говорить сама. Раскачала зал, люди оживились, стали задавать вопросы. Одна бойкая девица все время вскакивала с места и вопрошала: «А вот у вас Мария Владимировна в книге получилась прижимистая, жадноватая».
– Скуповата была. Она с 16 лет зарабатывала своим трудом деньги и знала им цену. Потом воспитание – домострой, традиции, порядок, чистота, и денег на ветер не бросали. Вот вы говорите – скупая… У Андрея в театре была одевальщица – тетя Шурочка, Александра Михайловна, старенькая. Всегда приносила ему к началу спектакля чай, кофе, стирала, одевала его на сцену, заботилась о нем. Такая театральная мама. И как-то все это между прочим однажды я рассказала Марии Владимировне. Она руками всплеснула – и к телефону. «Жива?» – «Нет, умерла! Нет, не умерла, на пенсии…» Тут Мария Владимировна попросила машину с шофером, заехала в Новоарбатский гастроном, вложила в две огромные коробки самые лучшие продукты, какие только были там, и поехала к тете Шурочке на окраину Москвы… благодарить за сына. Вот тебе и скупая!
Незаметно пролетели два часа. В конце – ко мне очередь подписать книги. Потом – очередь людей на возрасте, с пустыми руками, без книг. «У нас совсем нет денег, чтобы купить книгу, но так хочется иметь… Может быть, можно… подарить?» – «Конечно, можно», – с улыбкой говорю я, тщательно скрывая чувство горечи, обиды за этих людей.
На следующий день со Славой на «мерседесе» путешествуем по городу – вот Свенский монастырь, совсем разрушенный, на горе. А под ней течет река Десна. Та ли это Десна или не та, но по стечению обстоятельств тоже Десна – никуда от нее не деться. Потом Слава «давит железку», и мы мчимся в самое сердце Брянской области—к мемориалу брянским партизанам, в непроходимую чащу леса. Перед чащей стоит кафе, перед кафе площадка из заледенелого асфальта. Мы вертимся на машине по льду вокруг своей оси. Наконец останавливаемся. «Да, – говорит Слава, хлопая дверью и показывая на заснеженные землянки, – думали ли они, что через 55 лет мы сюда будем приезжать на „мерседесах“?» – и повел нас на экскурсию.
