Серго Берия - Мой отец – нарком Берия
Хотел бы сразу же опровергнуть обвинения в адрес отца. Судьбу Кузнецова, Вознесенского, да и всего так называемого «Ленинградского дела» решала комиссия ЦК, что вполне понятно, учитывая положение обвиняемых. В ее состав входили Маленков, Хрущев и Шкирятов. Смерть ленинградских руководителей в первую очередь на их совести. Лишь одна деталь, на которую в течение многих лет предпочитают закрывать глаза отечественные историки: все допросы обвиняемых, проходивших по этому «делу», вели не следователи МГБ, а члены партийной комиссии. Мой отец никакого отношения к этим гнусным вещам не имел. Помню, он сразу же сказал, что это очередная затея по захвату командных высот с помощью разгрома Ленинградской партийной организации, которая очень поддерживала Вознесенского. А Вознесенского, которого уважал и ценил мой отец, что было хорошо известно, в Кремле не любили. Одна из причин – благосклонность к этому талантливому руководителю Сталина. Проще говоря, в Вознесенском видели конкурента…
Как и мой отец, Вознесенский крайне отрицательно относился ко всяким группировкам и внутрипартийной борьбе. Это был в тот период один из самых молодых и, что было ясно, перспективных руководителей. Взлет его пришелся на годы войны. Насколько знаю, Сталин считал его очень сильным экономистом, а это не могло не раздражать сталинское окружение. Таких не жаловали…
Но здесь важно заметить, что эти события происходили не только в общем контексте борьбы за власть, что всегда было присуще верхушке большевистской партии, а и столь же ожесточенной борьбы за форму правления. И Хрущев, и Маленков считали, что партия должна быть во главе всего, хозяйственная деятельность в их глазах была чем-то второстепенным. Вознесенский, отец, все руководители промышленности никогда не скрывали, что с этим согласиться не могут: доминировать должна экономика, а не политика. Другими словами, не отвергая, разумеется, большевистскую идеологию в целом, эти люди ставили под сомнение сами формы управления государством, настаивали на проведении реформ.
Вознесенского, как позднее и отца, убрал партийный аппарат. В 1964 году уберут и самого партийного лидера Хрущева. Причем сделают это легко. Причины – он затронул интересы того же аппарата. А тогда аппарат выступил против Вознесенского. Не случись этого, страна, вне всяких сомнений, уже в самые ближайшие годы могла иметь очень сильного Председателя Совета Министров. Так что организаторы и вдохновители «Ленинградского дела» проанализировали ситуацию совершенно точно…
Знаю, что бытует версия о том, что Сталин всегда люто ненавидел Ленинград и в конце жизни расправился с его руководителями. Убежден, что это не так. Из тех разговоров, которые вели при мне и Жуков, и мой отец, я знаю, что Сталин очень любил Ленинград, потому что с этим городом у него были связаны самые хорошие воспоминания. Он, кстати, не поддержал предложение Ленина о переезде советского правительства из Петрограда в Москву, но, видимо, той власти, которую он получил позднее, у него еще не было, и к его мнению не прислушались.
Он даже считал, что столица государства непременно должна быть портовым городом. Возможно, сказывалась любовь к Петру. Он вообще историю России прекрасно знал и тут же прекращал разговор, если кто-либо в его присутствии позволял себе дилетантски рассуждать о прошлом государства.
Иногда выдвигают такой аргумент: Сталина раздражала ленинградская оппозиция. Но это не совсем верно, таких же оппозиционных группировок хватало ему и в Москве… Столь же несерьезно и утверждение, что давняя неприязнь Сталина к Ленинграду связана с Кировым. Знаю, что смерть Кирова, вернее, убийство его ближайшего соратника, Сталина очень задела. Не знаю, красит ли это Кирова или нет, но, судя по всем выступлениям Сергея Мироновича, он был одним из преданнейших Сталину людей. Достаточно почитать его выступления на партийном съезде, да и на других форумах.
В какой-то мере я неплохо знал обстановку, сложившуюся после войны в Ленинграде, так как оказался в городе еще до снятия блокады. У нас в академии бывал и не раз выступал перед нами Кузнецов. Мы, слушатели, считали руководителя Ленинграда очень грамотным, энергичным и коммуникабельным человеком. Знаю, что его действия импонировали и горожанам. Обвинения в его адрес абсолютно несостоятельны. Возможно, и он, и другие ленинградские товарищи хотели, чтобы права Ленинграда соответствовали тому потенциалу, которым город обладал. Но это вполне естественно. Союзные партийные структуры, насколько понимаю, препятствовали экономическому развитию Ленинграда, не считаясь с мнением горкома. Фактически крупный промышленный, научный и культурный центр мирового значения номенклатура пыталась свести к провинциальному городу. А любые действия ленинградских руководителей подавались Сталину с определенным политическим привкусом: вот, мол, Ленинградский комитет стремится стать еще одной столицей. Думаю, Сталина это настораживало.
На деле же, повторяю, никакого противопоставления Центру там не было – партийная верхушка просто оттесняла Вознесенского и крупнейшую партийную организацию, которая его поддерживала.
В феврале сорок девятого на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) было принято постановление «Об антипартийных действиях члена ЦК ВКП(б) товарища Кузнецова А. А. и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) тт. Родионова М. И. и Попкова П. С.», в котором говорилось, что их «противогосударственные действия явились следствием нездорового, небольшевистского уклона, выражающегося в демагогическом заигрывании с Ленинградской организацией, охаивании ЦК ВКП(б), в попытках представить себя в качестве особых защитников Ленинграда, в попытках создать средостение между ЦК ВКП(б) и Ленинградской организацией и отдалить таким образом Ленинградскую организацию от ЦК ВКП(б)».
Этим же постановлением Политбюро Кузнецов, Попков и Родионов были сняты со своих постов, а через несколько дней с группой работников ЦК в Ленинград выехал Маленков. Вначале он провел объединенное заседание бюро обкома и горкома, на котором добивался признания в организации «враждебной антипартийной группировки», а затем, на следующий день, объединенный пленум. Все проходило в «лучших традициях» политических процессов 30-х годов: несусветные обвинения, угрозы, покаяния. Позднее к этому «делу» подключили МГБ во главе с Абакумовым…
Ведомство Абакумова играло лишь вспомогательную роль: арестовали по подозрению в связях с английской разведкой Капустина и «выбили» соответствующие признания. Впрочем, судя по известным документам, шпионаж в пользу Великобритании МГБ интересовал мало, в основном допросы велись на темы, связанные с «антипартийной группой». Как всегда, подозрения в шпионаже были лишь поводом к аресту.
