Грэм Робб - Парижане. История приключений в Париже.
Демонстрация прошла через округ Тампль, где к ней присоединились улыбающиеся алжирцы, которые видели, как членов их семей убивали парижские полицейские в 1961 г.; они тоже стали скандировать: «CRS – SS!» Тысячи школьников шли в безупречном порядке, поделенные на округа, с аккуратно написанными транспарантами, призывающими к «демократической реформе системы образования». Они прошли по кварталу Марэ, где в разрушающихся дворцах забытой цивилизации обитали воинствующие рабочие и неимущие интеллектуалы-буржуа. Активистам третьего и четвертого округов было не привыкать проводить конец недели в полицейском участке после того, как они нарисовали последний выпуск своей «стенгазеты» на стенах рынка Анфан Руж на углу улицы Шарло. У многих из них была временная работа – они работали в компаниях, занимающихся строительством и сносом зданий, или (как безработные выпускники социологического факультета) проводили опросы для организаций и едва ли могли позволить себе бастовать.
Достигнув договоренности с полицией, распорядители от ВКП контролировали марш, который по решению профсоюзов должен был быть мирным, и приглядывали за школьниками, анархистами и группами рабочих и студенческих активистов. Студенты скандировали: «Власть рабочим!» и «Прощай, де Голль!». Транспаранты профсоюзов гласили: «Защитим нашу покупательную способность».
22
Когда в 17.30 голова колонны достигла площади Денфер-Рошро, произошло нечто, что в тот момент показалось переломным моментом, хотя теперь в этом можно увидеть подтверждение, по сути, буржуазной цели бунта. Распорядители от ВКП образовали живую цепь и стали мешать студентам продолжать марш. Студенты собирались провести самый крупный митинг, который когда-либо проходил на Марсовом поле со времен введения Робеспьером праздника Верховного Существа в 1794 г. Громкоговорители просили толпу разойтись, рекомендовали соблюдать «порядок, спокойствие и достоинство». Когда студенты отказались разойтись по домам, члены ВКП стали сбивать их с ног и вырывать транспаранты у них из рук.
Только несколько тысяч студентов дошли до Марсова поля. Посидев на траве у Эйфелевой башни, послушав речи, студенты снова заняли Сорбонну, в то время как профсоюзные лидеры пошли по домам и стали готовиться к переговорам с правительством.
23
Теперь Париж вступил в период радостного хаоса. Несмотря на профсоюзы, всеобщая забастовка продолжалась. Вскоре за бензином выстроились очереди, а с улиц исчезли «ситроены», «форды», «пежо», «рено» и «симки». Парижане заново открывали для себя свой город и заговаривали друг с другом на улицах. Пустые железнодорожные пути сияли на солнце, рыбакам на Сене и канале Сен-Мартин не мешали волны от проплывающих барж. Даже магазин «Монопри», супермаркеты которого, расположенные в подвальных помещениях, произвели нечто вроде революции в розничной торговле, работая по понедельникам, оставался закрытым.
После двух недель всеобщей забастовки над городом нависла угроза нехватки сигарет, но рабочие и студенты стояли на своем. Они организовали производство сигарет, сделанных из брошенных окурков, которые продавались упаковками по четыре штуки по приемлемой цене, равной четырнадцати сантимам.
24
Во время забастовки протесты продолжались, но в воздухе уже витала ностальгия по бунтам. Ночь с 23 на 24 мая была названа второй «ночью баррикад». Студенты рассчитывали отпраздновать годовщину Парижской коммуны поджогом ратуши Отель-де-Виль, но тайные агенты, одетые в кафтаны и куртки Мао, предупредили властей, и полиция вывела огромный скоростной бульдозер, позаимствованный в армии. Тогда студенты, рабочие и безработные собрались на Лионском вокзале и разрозненными группами отправились на правый берег, где подожгли Парижскую фондовую биржу и напали на пожарных, приехавших гасить огонь.
Впечатления от этих событий впоследствии будут цениться как воспоминания об исключительном опыте и многократно пересказываться детям, внукам и исследователям: вой сирен, глухой шум вертолетов, летящих над крышами домов, звук обутых в башмаки ног, шагающих по улицам, параллельным главным магистралям, едкий запах слезоточивого газа, блестящий черный пластик плащ-накидок и полицейских дубинок, скользкая слякоть расплющенных бутербродов. Чувство бесценного, неповторимого опыта усиливалось физическим преображением студентов: они выглядели измученными, невыспавшимися людьми с сомнительной репутацией. Их лица были покрыты тальком или скрыты под масками из носовых платков, вымоченных в лимонном соке, которые были защитой от газа. В вихрящихся клубах химикатов улицы современного Парижа выглядели как части старых революционных предместий или – если напрячь воображение – как сцены из вьетнамской войны в «Пари матч».
В течение двух часов во вторую «ночь баррикад» большие районы Парижа находились в руках студентов. Часто говорили, что население, которому телевидение промывает мозги, никогда не взяло бы Бастилию, потому что все ринулись бы по домам смотреть это по «ящику». Но теперь, как будто случайно, студенты (или, скорее, восемь миллионов бастующих рабочих) привели Пятую республику на грань катастрофы.
В отсутствие лидеров они не сумели извлечь выгоду из своего преимущества. В тот и последующие дни отряд CRS и полиция, которые боялись, что их линчуют разозленные горожане, хватали студентов и школьников, проезжавших мимо на велосипедах, прокалывали шины и высыпали содержимое их ранцев на улицу. Они выстраивали их у «салатников» и пинали в гениталии. Они арестовывали людей с грязными руками, темной кожей или (помня о Рыжем Дэни Кон-Бенди) рыжими волосами. По той же причине они арестовывали людей с иностранными именами или акцентом. Они били их по горлу и прогоняли между шеренгами бойцов CRS, которые ломали им ребра и носы. В больнице Божон, которая стала местом сбора задержанных, они угрожали им дальнейшими избиениями и не давали позвонить своим родным или получать медицинскую помощь. Прежде чем отпустить их, они отбирали у каждого задержанного один ботинок.
Светофоры в Латинском квартале меняли свет с красного на зеленый и, казалось, исполняли чисто декоративную функцию. К концу мая Париж начал напоминать декорации к научно-фантастическому фильму. Когда метро ходило, бойцы CRS, которые выглядели как марсианские роботы, ждали, когда студенты появятся из подземки на станциях «Кардинал Лемуан», «Мабийон» и «Мобер-Мютюалите». Сохранилось несколько анклавов хаоса, как колонии людей после ядерного взрыва. В Сорбонне и театре «Одеон» хозяйничали группы анархистов и крысы. Многие из тех, кто был внутри, видели университет или театр впервые. В Сорбонне запахи ладана и пачулей были сильнее запаха дезинфицирующих средств. Первые лозунги исчезли под наплывом анархистских надписей и краски. Девушки и юноши теряли в коридорах невинность. Они открыли для себя Джимми Хендрикса, Дженис Джоплин, гашиш и ЛСД. Атмосферу легкомысленного оптимизма поддерживали представители студентов, которые всех уверяли, что в конце учебного года будет считаться, что они сдали несуществующие экзамены.