Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙI
Надумал было писать о. Владимиру в ответ на все пункты его письма в вразумление его. Но что пользы? Разве прежде много раз я с ним не говорил? К стене горох. Трата чувств и бумаги! Лучшее — молчать и быть равнодушным к нему и ко всему о нем. Не давать однако ему завираться во вред Миссии, — исправлять или останавливать подобное тотчас же, не теряя ни мало равнодушия.
Итак отныне по поводу о. Владимира никаких движений душевных! Господу предоставить его, ибо Господь уродил его таким, и не нам, слабым, переменить его!
Господи! Помоги же мне в деле всепрощения и благодушия.
24 июля/5 августа 1885
Тайна управлять людьми и извлекать из них доброе на службу Богу — не раздражаться, а отбрасывать в сторону (как будто не касающееся ни тебя, ни их) все, что исходит дурного из их уст — злословие, ябеду, клевету. Так ныне о. Владимир поступает относительно меня — в его письмах из Тоносава, и стало в его душе — змеиный яд против меня — ябеда, ложь, клевета — словом, всякая мерзость, — Но вот уж второе письмо я ему посылаю совершенно спокойное, мирное, как будто незнающее его мерзостей. И думается, что он еще не безнадежен для службы Богу здесь. Дай Бог! Если это будет, то значит написанное в начале верно.
11/23 августа 1885
Все люди равно страдают: одни от злых качеств своей души, другие от злых обстоятельств внешних. Только обуздывающие себя и принимающие равнодушно внешние обстоятельства умаляют свои страдания. Помоги, Боже, обуздать гневливость и прочее, — помоги, Боже, не смущаться и внешним дурным. Разве кто сердится на ветер, дождь, слякоть, холод? Одинаково не стоит возмущаться и всем этим в полемическом смысле и принимать все соответственно: от холода закутываться, от дождя укрываться и подобное. Обереги меня, Боже (то есть обереги дело, которому служу), от Владимиров, Георгиев, Путятиных и всех подобных! И стоит ли возмущаться ими! Равнодушие и хладнокровие!
4 сентября нового стиля 1885
Был Иноуе, что поверенным в Корее. Разговор с начатого им политического (дрянного для Японии — лучше покориться России, чем Англии) перешел на религиозный, — и дошел до рассуждения о введении христианства в Японии. Говорит он, что их общее слово: Фукузава, Гото, Оокума и прочих. Купил все наши книги. С увлечением обещался изучать православие. Дай Бог! — Блеснул было на мгновение луч, что Господь посылает, но… Три года обещает и Иноуе для окончательного решения религиозного вопроса в Японии. Три года эти — очень важные.
5 сентября нового стиля 1885. Суббота.
Иноуе Какугоро был сегодня за всенощной. После говорил: «Все простые люди у Вас». Отвечено, что так везде начиналась Христианская Церковь, ибо великие мира сего презирают, — Но дай Бог, чтобы сердце сего человека коснулась Благодать Божия! Он толкует и о Корее, тринадцать учеников, которые теперь на его содержании. И в Корее нужно православие. — Только все это пахнет одними политическими соображениями. Законны ли они пред судом Христовым? — Во всяком случае Иноуе обещано изъяснение Веры.
Графиня, если не перенесет дом в Тооносава, покажет здравый смысл. Тогда, пожалуй, с нею и откровенно можно поговорить ко Благу Церкви. Примет — ее счастие, не примет — для Миссии и Церкви особенного несчастия не будет, кроме потери надежд, возлагавшихся на дочь Путятина.
25 августа/6 сентября 1885. Воскресенье.
Если графиня не перенесет дом, то нужно будет откровенно тоже поговорить с посланником А. П. Давыдовым. Сантиментальничанье его мутит и делает дом графини опасным. Пусть скажет: «Я, мол, не мешаю жить в нем — пусть ей отвечать за все — довольно сего будет».
Однако каникулярное время малополезно: жара расслабляющая. В прошлом году только и помог Бог написать несколько писем за каникулы; ныне они протекли бесполезно, особенно благодаря о. Владимиру, — от переписки с коим нужно убегать, как от холеры, — На будущие годы заранее располагать каникулами для посещения Церквей, особенно северных.
7 сентября нового стиля 1885. Понедельник.
От людей, вроде Иноуе Какугоро, нужно убегать подальше. Сегодня он высказался. Оказывается, что он, вкупе с Фукузава, Гото, Оокума, Итигаки, замышляет свергнуть нынешнее правительство (Иноуе — Министерство иностранных дел, Ито и прочие) и хочет для этого воспользоваться Россией, как воспользовались аглицким министром Парксом при восстановлении Микадо, когда за Тянькунь стоял французский посланник, но оказался слабым и глупым. Так и ныне глупым оказывается, по словам Иноуе Какугоро, русский посланник, не хотящий втянуться в их интригу против правительства. Ко мне приехали, по–видимому, чая моего влияния на посланника или прямо на власти в России. Какое разочарование приходится испытывать им при моих объяснениях, что мое дело — помимо всех политиков, что умно делает и посланник, что не вмешивается во внутренние дела и дрязги Японии, что в этом они должны видеть не глупость и слабость, а честность дипломатии России. Разочаровался и я в мелькнувшей было мысли, что порядочные люди начинают вопрошать о христианстве. Господи, скоро ль встрепенется эта страна и скоро ль станут принимать христианство люди хорошие! Ужель они все так худы в очах Твоих, что никто не заслуживает спасения?
(Сегодня купил синее сукно на стол вместо износившейся красной салфетки, служившей четырнадцать лет. Положил это сегодня — все письма не слушать, а читать самому.)
8 сентября нового стиля 1885
Графиня дом переносит. Скатертью дорога! Значит, для Миссии она больше не существует. Вот–то «приехала нипочто и уедет ни с чем»!
О. Владимир не перестает писать возмутительно грубые письма; бросает Семинарию, просится священником в Одавара. Отвечено, чтобы после каникул исполнял, как доселе, свои обязанности по Семинарии. Впрочем, если очень станет артачиться, можно отпустить его в Оосака. Кто знает, быть может, он еще и будет полезен, как миссионер; о. же Гедеон, вероятно, справится с Семинарией — но не возмущаться мне им, помоги, Бог, не возмущаться! Разве мало людей противных нам, и при столкновении со всеми сердиться и возмущаться! Диавол же, заметя, еще больше будет мутить против нас людей, как ныне мутит Владимира, — и от всего этого терять душевный покой, время, душевную бодрость, то есть радовать диавола! Да избави же, Боже! Пусть же войдет в плоть и кровь мою — спокойное обращение с людьми заведомо уже неисправимыми в своих противных нам качествах и в своей ненависти к нам, вроде о. Владимира!
