Татьяна Рожнова - Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [только текст]
В обществе Карамзиных есть то, чего нигде почти нету: свобода, а следовательно, и жизнь. Всякий выбирает себе пару, толкует, что хочет, никто не женируется[114], уходят и приходят как у себя. Это бывает всякий день и начиная с 9 часов до какого угодно за полночь. Это причиной, что у них собираются все интереснейшие лица города, особенно молодежь обоего пола»{585}.
Среди постоянных посетителей этого салона — граф В. А. Соллогуб с 20-летней Софьей Михайловной, урожденной Виельгорской, недавно ставшей его женой, которая 1 января 1839 г. (вместе с Александриной Гончаровой) была пожалована во фрейлины и о которой П. А. Плетнев писал: «Она вся в белом, точно чистый ангел… Это роза, сорванная в тени, куда не доходили ни палящие лучи солнца, ни дерзкие взгляды»{586}.
|
Позднее в своих «Воспоминаниях» Соллогуб отмечал:
«Свадьба наша совершилась (13 ноября 1840 г. — Авт.) с необыкновенною пышностью в Малой церкви Зимнего дворца; нас венчал отец Бажанов, и государь Николай Павлович соизволил быть посаженым отцом; весь двор затем присутствовал на вечере у Виельгорских»{587}.
В начале 30-х годов В. А. Соллогуб, будучи воспитанником юридического факультета Дерптского университета, обучался совместно с братьями Андреем и Александром Карамзиными. Годы учебы положили начало их тесной многолетней дружбе.
Свои впечатления от посещения салона Карамзиных оставил граф Соллогуб:
«Самой остроумной и ученой гостиной в Петербурге была, разумеется, гостиная г-жи Карамзиной, вдовы известного историка; здесь уже царствовал элемент чисто литературный, хотя и бывало также много людей светских. Все, что было известного и талантливого в столице, каждый вечер собиралось у Карамзиных; приемы отличались самой радушной простотой; дамы приезжали в простых платьях, на мужчинах фраки были цветные, и то потому, что тогда другой одежды не носили. Но, несмотря на это, приемы эти носили отпечаток самого тонкого вкуса, самой высокопробной добропорядочности. Совсем иными являлись приемы князя Петра Вяземского, тоже тогда модного стихотворца, которые, несмотря на аристократичность самого хозяина, представлялись чем-то вроде толкучего рынка. Князь Вяземский, человек остроумный и любезный, имел слабость принимать у себя всех и каждого»{588}.
Александр Иванович Кошелев в своих «Записках» вспоминал:
«В доме Е. А. Карамзиной собирались литераторы и умные люди разных направлений. Вечера начинались в 10 и длились до 1–2 часов ночи; разговор редко умолкал. Сама Карамзина была женщина умная, характера твердого и всегда ровного, сердца доброго, хотя, по-видимому, с первой встречи холодного. Эти вечера были единственные в Петербурге, где не играли в карты и говорили по-русски»{589}.
|
Вероятно, ностальгические воспоминания Натальи Николаевны той поры были одной из причин ее возвращения в салон Карамзиных; они звали ее вернуться туда, где она была когда-то счастлива… Счастлива рядом с Пушкиным. Счастлива, несмотря ни на что… Ни на пересуды княгини Вяземской о том, что Пушкин на втором году супружества с Натали «открыто ухаживал» за 17-летней Надеждой Львовной Соллогуб[115], ни на слова Андрея Карамзина, расценившего еще в октябре 1834 года отношение жены Поэта к этой молоденькой фрейлине как «постоянство ненависти»…
Что касается самой графини Н. Л. Соллогуб, то 9 октября 1836 г., находясь за границей, она вышла замуж за родственника Пушкина — Алексея Николаевича Свистунова. А полное светлого чувства созерцателя желание Поэта «благословлять ее на радость и на счастье» с другим вылилось в нежное и трепетное стихотворение, написанное в 1832 г.: «Нет, нет, не должен я, не смею, не могу…»
Так игриво увлекала и вела за собою Поэта его переменчивая судьба в недалеком прошлом. Теперь же, на фоне полыхнувшей трагедии, все это казалось Наталье Николаевне пустым и незначительным. Сердце ее, познавшее всю горечь беды, было открыто для понимания и прощения…
Летом 1840 года Екатерина Дантес, встретившись в Баден-Бадене с Идалией Полетикой, не надеясь на почту, передала ей лично, из рук в руки, послания для сестер и теток в Петербург.
В ответ на это послание Наталья Николаевна написала письмо сестре Екатерине, которое сохранилось в семейном архиве Дантесов: «…Дела мои ни хороши, ни плохи. У меня всего 1800 рублей дохода. Впрочем, этого было бы достаточно, но здесь тягостно, особенно сейчас, чем дальше, тем тяжелее. Дети растут. Маше 8 лет, и пора доверить ее воспитателям, но чем с ними расплачиваться? На самое необходимое уже не всегда хватает, подчас голова у меня идет кругом, положение мое отнюдь не завидно. Редки те дни, когда сердце у меня не щемит. Зачем я тебе говорю об этом и жалуюсь? Будь весела и счастлива и прости меня за мои откровения, это у меня случайно вырвалось. Я не допускаю мысли, что могу разделить свое горе с кем бы то ни было. <…> Твоя сестра (Александрина. — Авт.) передала от тебя послание тетушкам, обе тебя благодарят. <…>»{590}.
Материальное положение Натальи Николаевны в конце 1840 года было столь трудным, что Александра Николаевна, жившая с нею под одной крышей, обратилась за помощью к брату:
«Дорогой Дмитрий, я думаю ты не рассердишься, если я позволю себе просить тебя за Ташу. Я не вхожу в подробности, она сама тебе об этом напишет. Я только умоляю тебя взять ее под свою защиту. Ради Бога, дорогой брат, войди в ее положение и будь так великодушен — приди ей на помощь. Ты не поверишь, в каком состоянии она находится, на нее больно смотреть. Пойми, что такое для нее потерять 3000 рублей. С этими деньгами она еще как-то может просуществовать с семьей. Невозможно быть более разумной и экономной, чем она, и все же она вынуждена делать долги. Дети растут и скоро она должна будет взять им учителей, следственно, расходы только увеличиваются, а доходы ее уменьшаются. Если бы ты был здесь и видел ее, я уверена, что был бы очень тронут положением, в котором она находится и сделал бы все возможное, чтобы ей помочь. Поверь, дорогой Дмитрий, Бог тебя вознаградит за добро, которое ты ей сделал бы. Я боюсь за нее. Со всеми ее горестями и неприятностями, она еще должна бороться с нищетой. Силы ей изменяют, она теряет остатки мужества, бывают дни, когда она совершенно падает духом. Кончаю, любезный Дмитрий, уверенная, что ты на меня не сердишься за мое вмешательство в это дело, и сделаешь все возможное, чтобы прийти на помощь бедной Таше. Подумай о нас, дорогой Дмитрий, в отношении 1 февраля (день очередного получения денежного содержания, присылаемого братом из Полотняного Завода. — Авт.), и особенно о Таше. Я не знаю, что отдала бы, чтобы видеть ее спокойною и счастливой, это настоящее страдание <…>»{591}.
![Татьяна Рожнова - Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [Только текст]](/uploads/posts/books/45805/45805.jpg)
![Татьяна Рожнова - Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [с иллюстрациями]](/uploads/posts/books/35159/35159.jpg)
