Николай Храпов - Счастье потерянной жизни - 3 том
— Я муж Князевой! — с решимостью ответил Юрий Фролович. — А вошел сюда защитить, поруганную вами, честь Князевой Веры Ивановны. Она законно вам возразила, сказав: "Как вы смеете?" Действительно, юридически, какое вы имеете право, не расследовав дела, делать какие-то выводы, угрожать ей мерами наказания? В конце концов, это даже дело судебных органов. Я еще раз заявляю, я Юрий Фролович С. - муж Князевой, и если вы будете продолжать, в таком же духе, посягать на честь Князевой, я располагаю всеми возможностями, завтра же сообщить в прокуратуру края, а если будет нужно, и дальше. Теперь отвечу на мотивы обвинения, высказанные вами, в ее адрес. Факты подобных изнасилований известны нам, местным жителям, на протяжении уже многих лет. Князева появилась сюда, как говорят, "без году неделя". Высказанные вами "улики" со стороны рабочих, я слышал своими собственными ушами, и знаю поименно тех, от кого они вышли, но знаю и тех, кто публично обличал их во лжи и заставил замолчать. Кроме того, я свидетель того, что названная вами хозяйка, уже много лет специализируется на спекуляции женщинами, подпаивая их соответствующими средствами, а не алкоголем. Кроме того, гражданину Ш. не удалось шантажировать Князеву и воспользоваться принужденным сожительством — это я заявляю вам, с полной гарантией. И если это потребуется, то сумею не только доказать правдивость моих заверений, но постараюсь разоблачить и подлинный источник этой клеветы, жертвой которой оказалась, уже не одна женщина. Наконец, Вера Ивановна живет у меня не один уже месяц, что совершенно исключает, высказанные вами, предположения или даже обвинения…
Защита Юрия Фроловича была высказана таким решительным тоном и так неожиданно для начальника, что он не нашел, что возразить, и уже совершенно спокойным тоном объявил:
— Ну, хорошо, ведь я и приехал расследовать все это; и коль вы заявляете нам, что это ваша жена, то попрошу вас, возьмите ее, успокойте, как муж, там в прихожей; а я немного посовещаюсь с моими товарищами.
Вера, слыша все защитительное высказывание, значительно успокоилась и, оставшись наедине с Юрием Фроловичем, покорно согласилась с тем, что он взял ее близко под руку, и притихла. Совещание длилось очень коротко и, спустя несколько минут, выйдя из кабинета, начальник объявил им следующее:
— Что ж, Князева, если это так, то вы можете быть свободны, я постараюсь подробнее проверить показания. Вам же, если уж вы, действительно, живете с гражданином С., пожелаю продолжать жить и дальше, не давая никому повода к грязным разговорам. Несомненно, наблюдать за вашей жизнью мы будем. Вы свободны.
Домой они шли под руку, но молча…
Какая огромная тяжесть спала с души Князевой, увидевшей, на какие муки, а может быть, и гибель она была обречена; но вдохновенный подвиг Юрия Фроловича рассеял эту угрозу. В душе у нее, с новой силой вспыхнуло чувство любви к нему и сознание ответного долга, в уплату за его покровительство. Они встали на колени и благодарили Бога за то, что, в лице Юрия Фроловича, Вера встретила такую защиту. После молитвы Вера села в угол комнаты, в глубоком раздумий. Юрий Фролович молча прохаживался взад-вперед по дому, тоже погруженный в какие-то свои думы.
После продолжительного молчания, Вера с волнением сказала:
— Юрий! Я благодарю тебя за такой благородный подвиг… я многим обязана тебе и полна решимости отблагодарить тебя, но не знаю, чем?
— Вера! Я многого не могу сказать тебе, скажу только лишь коротко, я полюбил тебя, как свою душу… — и, положив ей руки на плечи, добавил, — но я больше не могу так… ведь, мы уже во многом живем, как супруги… Прошу тебя решиться, чтобы быть нам, по-настоящему, мужем и женой.
Вера слегка освободилась от его рук и, волнуясь, ответила:
— Но, ведь, это же преступление; у тебя была семья, и она может возвратиться!
— Была семья, теперь ее нет. Скажи откровенно, что нам теперь делать, мы уже не можем друг без друга, и людям это объявлено. Пусть Бог помилует нас…
— Но, Юрий! Ведь, я же девушка… Столько лет борьбы… страданий и за христианскую, и девичью честь… а церковь? А ответственность за последствия? — склонив голову, прошептала Вера.
— Ты пойми, Вера, — продолжал он, — церкви здесь нет, с семьей моей все покончено, твой приговор, да и мой — бессрочный, а здесь, как видишь, мы нужны только друг другу. Решайся! Бог милостив!
Немного подождав, он обнял ее еще горячее. Теряя самообладание, Вера все же крикнула:
— Юрий! Это же грех!..
* * *
Утром Вера проснулась раньше Юрия Фроловича и, взглянув, увидела на подоконнике Зоин нераспечатанный конверт. Осторожно поднявшись с постели, она взяла его и, присев у окна, вскрыла.
"Сестра Вера! Приветствую тебя именем Господа Христа Иисуса! Наименьшая твоя сестра, в Господе, Зоя.
До меня дошли очень тревожные слухи, что ты перешла для жизни в дом Юрия Фроловича, нашего брата. Я обязана, как сестра, предупредить тебя, хоть ты и не любишь меня за обличения; тебя преследует грех твой, с каким ты не рассталась еще в молодости. Прошу тебя, для спасения чести твоей и души твоей — оставь это, не смотря, что он брат. Дьявол так ваши дела сведет, что ты невольно вынуждена будешь согрешить. Ведь, у него же, где-то есть жена и дитя. Зачем тебе искушать Господа и брата? Лучше доверься Господу, противостань греху, и Бог избавит тебя, как уже не раз избавлял. Сестра, беги от греха, пока он еще не овладел тобою!
Послушай голос Божий, пишу, любя тебя — оставь его избушку. Поверь мне, вы не устоите оба. Спаси тебя Бог! Зоя".
— Поздно! — опустив медленно письмо, с глубоким сознанием своей вины, она подошла к постели и, разбудив Юрия Фроловича, дала ему прочитать письмо.
* * *
Совместная жизнь Юрия Фроловича с Верой, с материальной стороны, принесла им обоим большие изменения. Здоровье его заметно стало укрепляться, а хозяйство приняло образцовый вид и расширилось. Успокоенная от всяких посягательств и грязных сплетен, Вера заметно повеселела, еще больше похорошела, внешне расцвела.
После того, как их брак зарегистрировали в комендатуре, она оставила дневальство в бараке и в поселке появлялась очень редко.
Но в душе угрызения совести, с возрастающей силой, омрачали всю их жизнь.
Вскоре она получила известие, что ее милая мамочка, Екатерина Ивановна — дорогой ее, неподкупный ангел-хранитель — отошла в вечность, с ее именем на устах. Внутренняя духовная радость и мир быстро оставляли ее, а без них обнаружилась никчемность и призрачность супружеской жизни. Тем более, что, по прожитии двух лет, они обнаружили себя бездетными; изменяться стали и их взаимоотношения. В характере Веры стали появляться раздражительность и придирчивость. Испытывая это, кроткий от природы, Юрий Фролович стал еще более замкнутым, придавленным. Часто, возвращаясь домой, он стал замечать лицо Веры заплаканным. В этих случаях, он склонял Веру к объяснениям, осуждая себя в слабости и обвиняя себя в том, что он склонил ее к супружеской жизни.
