Жан Тюлар - Наполеон, или Миф о «спасителе»
«Этот далекий путь ведет в Индию. Александр достиг бы Ганга, преодолев то же расстояние, какое отделяет от этой реки Москву. Вам должно быть известно о миссиях генерала Гарданна и ориенталиста Жобера в Персии. Ничего толкового из этого не вышло. Но я знаю маршрут и умонастроения народов, населяющих земли, через которые нам предстоит пройти, чтобы от Еревана и Тифлиса добраться до английских колоний в Индии… Вообразите, что Москва взята, Россия повержена, царь усмирен или пал жертвой дворцового заговора, тогда можно основать новый, зависимый от Франции трон. И скажите, разве для великой французской армии и вспомогательных отрядов из Тифлиса не открыт путь к Гангу, разве не достаточно одного туше французской шпаги, чтобы на всей территории Индии рухнула эта пирамида английского меркантилизма?» Если эти декларации и достоверны, не преследовали ли они цель ввести Нарбонна в заблуждение? Был ли
Наполеон искренен или опьянен численностью гигантской армии, которую ему удалось собрать к 1812 году? В 1811 году военному министерству и, в частности, топографическому отделу, возглавляемому Бакле д'Альбом, поручается составление карт для предстоящей кампании. Военное снаряжение и техника складируются в Ла Фере, Меце, Майнце, Везеле и Маастрихте, а затем отправляются в Данциг.
Император планирует молниеносную войну. Он якобы говорит Нарбонну: «Варварские народы суеверны и примитивны. Достаточно одного сокрушительного удара в сердце империи — по Москве — матери русских городов, Москве златоглавой, и эта слепая и бесхребетная масса падет к моим ногам». Он рассчитывает, что при приближении Великой Армии крепостные Литвы восстанут против помещиков и рубль обесценится. (Для большей надежности Наполеон распорядился изготовить фальшивые ассигнации.) Звучали, однако, и трезвые предостережения. Капитан Леклерк, собравший часть необходимых статистических сведений о положении в России, писал в январе 1812 года: «Если император Наполеон решится вторгнуться в глубь России, он или останется без армии, как Карл XII под Полтавой, или вынужден будет спешно отступить». В начале 1812 года раздавались и другие голоса, протестующие против открытия восточного фронта в условиях нерешенности испанской проблемы. Талейран, рупор брюмерианцев, не скрывал своего скептицизма. Война разразилась в июне 1812 года. При содействии Англии царь сформировал шестую коалицию, в которую вошла лишь Россия.
Впервые французская армия имела подавляющее численное превосходство. В принципе Наполеон мог рассчитывать на Пруссию и Австрию: Метгерних, как мог, успокаивал царя. «Каковы ваши гарантии?» — настойчиво спрашивал русский посол. «Интересы австрийской монархии», — отвечал Меттерних. Король Пруссии писал Александру: «Если разразится война, мы не совершим зла больше, чем потребует от нас жестокая необходимость. Будем помнить, что мы едины и когда-нибудь вновь станем союзниками». А тем временем Австрия и Пруссия вливали свои контингента в могущественную 675-тысячную армию Наполеона. Армию, включавшую швейцарцев, поляков, итальянцев, бельгийцев, голландцев: словом, представителей всех покоренных императором европейских народов. 17 мая Наполеон прибыл в Дрезден, где его ждал настоящий «цветник королей». Проходившие там пышные церемонии многократно описаны. Но обратил ли кто-нибудь внимание на то, что впервые перед началом кампании Наполеон выступал уже не как вождь революции, а как монарх, оказывающий прием своим родственникам: императору Австрии и королю Пруссии? Именно там он обронил ненароком, что события во Франции приняли бы другой оборот, если бы в свое время его «бедный дядюшка» проявил большую твердость. «Бедный дядюшка» — это Людовик XVI, с которым Наполеон породнился, женившись на Марии Луизе. Легко представить себе негодование, которое эти слова вызвали у революционной буржуазии. Все пьянит его и внушает ему чувство, что он легко одержит победу над Россией. 1 июня он обещает в письме Марии Луизе из Познани, что встретится с ней через три месяца. Может быть, он охвачен воспоминаниями о Революции? В Торне штабные офицеры с удивлением слышат, как он во все горло распевает «Походную песню»:
И с севера на юг
Труба зовет в поход
На Франции врагов…
На берегах Немана он будет напевать «Мальбрук в поход собрался». Редкую кампанию Наполеон начинал в таком приподнятом настроении. Оно и понятно: Россия выставила против него лишь 150-тысячную армию, разделенную к тому же на два отряда под командованием Барклая-де-Толли и Багратиона.
Правда, одно немаловажное событие несколько омрачило горизонт: в Бухаресте Россия подписала мирный договор с Турцией. «Невежественные потомки Магомета заключили мир как раз в тот момент, когда могли выправить последствия целого века проигранных войн», — писал Жомини.
Катастрофа
24 июня у Ковно французы форсируют Неман. Наполеон рвется к Вильно с намерением расчленить русские войска. Он рассчитывает уничтожить их по очереди, а затем продиктовать условия мира. Тщетно: русские отступают, оставляя за собой выжженную землю. Наполеон надеется настичь их 17 августа в Смоленске, но они в очередной раз ускользают. Несмотря на то, что за два месяца не произошло ни одного серьезного сражения, численный состав Великой Армии неудержимо таял: из строя вышло 150 тысяч человек. Армия теряла из-за болезней, дезертирства и нехватки продовольствия от пяти до шести тысяч ежедневно. В командовании возникают разногласия: 8 июля Даву вошел в Минск и мог бы отрезать Багратиону путь к отступлению, если бы Жером атаковал с фронта. Последний, однако, не предприняв никаких действий, покинул армию после того, как Наполеон решил перевести ее в подчинение Даву. По свидетельству Буткевича, будущего епископа, находившегося в то время в Литве, французы производили впечатление плохо подготовленных солдат: драгунам, переквалифицировавшимся в уланов, пришлось сменить ружья на пики, с которыми они не умели обращаться, «кони вставали на дыбы, всадники нервничали», а «из-за неумения подковывать лошадей для артиллерийских повозок, чтобы они могли продвигаться по заснеженным северным просторам, пришлось бросить много пушек». Не желая раздражать французскую общественность, Наполеон понадеялся на прусский и польский провиант, однако враждебность жителей Пруссии, неприязнь поляков, непроходимые дороги и плохие урожаи нарушили его планы.
В довершение всех бед Наполеон никак не мог вступить в соприкосновение с противником, притом что его основные силы, истощенные марш-бросками и большими переходами, таяли на глазах. Все это выглядело блистательным подтверждением пророчества графа Ливена и Клаузевица. Последний, перейдя на службу к царю, уверял в русском штабе, что Бонапарт неминуемо потерпит поражение, сломленный гигантскими размерами империи, если только Россия сумеет воспользоваться своим преимуществом, а именно: до последнего момента беречь силы и ни под каким видом не заключать мира. Он советовал «эвакуировать всю страну до Смоленска и лишь там начать настоящую войну». Вскоре после завершения кампании эта версия будет подхвачена русскими, утверждавшими, что их отступление было преднамеренным. Между тем Клаузевиц в своем изложении событий кампании 1812 года убедительно показал, что генеральной штаб совершенно случайно вышел на тактику выжженной земли.
