Норберт Фрид - Картотека живых
- Если он не сделает этого...
- Что тогда? А если у него такие указания?
Оскар даже рот раскрыл.
- Тиф - это смертельная опасность для всего края. Рядом Мюнхен...
- Вот что я скажу тебе, доктор: тебе, видно, очень хочется в газовую камеру. Если тебя послушать, так для "Гиглинга 3" нет другого выхода, кроме как погрузить всех хефтлинков в вагоны и везти их обратно в Освенцим.
- Вы знаете, что я не хочу этого. Разве нельзя бороться с тифом! Достаточно дезинфекции, карантина и прививок. Вам самому сделали прививку в Варшаве, и, хотя вы не болели тифом, вы теперь не боитесь войти в лагерь...
Копиц усмехнулся.
- Я, к твоему сведению, не боюсь ничего. Я эсэсовец.
Оскар опять выпрямился. "Не боишься, потому что в крови у тебя антитифозная вакцина, которую открыл медик еврей", - подумал он и, не сдержавшись, возразил довольно неразумно:
- Нет, и вы иногда боитесь, герр рапортфюрер. Например, меня. Вы могли уже сто раз повесить меня, но не сделали этого.
- Если бы ты боялся кого-нибудь и имел возможность повесить его, разве ты не сделал бы этого? Например, меня, а?
Оскара молчал.
- Стало быть, я не так уж боюсь тебя, как ты думаешь, - насмешливо сказал Копиц. - Или я сохраняю тебе жизнь, чтобы не бояться?
- Просто вы помните о том, что конец войны близок...
- Молчи, олух! Я эсэсовец. Мы выиграем эту войну, уж против жидов-то во всяком случае. Для этого у нас хватит сил. Для этого достаточно парочки таких молодцов, как Дейбель. Так что не дури и ни на что не рассчитывай. Но то, что я изрядно устал и охотно не покидал бы Гиглинга, это тоже факт. Мне дано указание посылать отсюда людей на внешние работы, и я охотно буду делать это. А если ты встанешь у меня на пути и все испортишь, я тебя повешу. На сей раз без всяких пардонов.
С минуту было тихо.
- Ставка на время! - задумчиво сказал Копиц. - Оба мы делаем ставку на время, ты и я. Мне нужен покой, хотя бы для передышки, а тебе тоже он нужен, чтобы надеяться бог весть на что. Что ж, никто тебе не мешает, надейся!
- Я так и не понимаю, чего вы хотите, герр рапорт-фюрер.
- Это ясно Я не хочу отправки "Гиглинга 3" в газовые камеры. Я хочу, чтобы он исправно функционировал как рабочий лагерь. Если у нас есть больные, мы их поместим к тебе в лазарет. Тех, кто помрет, похоронит Диего. И чтобы больше никаких перемен, ровно никаких. Так я хочу.
- Нельзя играть в спокойствие, когда в лагере тиф. От него не отгородишься.
- Quatsch! нем.)> Я не забиваю им свою голову. Умирают заключенные? Ну что ж, им и положено умирать. Устроить дезинфекцию можно, это правильно. И вакцину для прививок конвойным и специалистам, работающим у Молля, мы тоже раздобудем. Тем самым будет обеспечена безопасность, и работа пойдет дальше.
- У вас перемрет весь лагерь.
- Опять вздор! Мы пережили сыпняк в Варшаве. Сотни старожилов отлично перенесли его и еще сохранили достаточно сил, чтобы построить новые лагеря в Гиглинге. И здесь тоже не перемрут все. Вы уже не заболеете, и еще многие уцелеют. На опустевших нарах мы разместим пополнение, и дело в шляпе.
- А если доктор Бланке будет другого мнения?
- Мы должны постараться, чтобы он был одного мнения с нами. Ты не хочешь ликвидации лагеря, вернее, отправки его в печь. Я тоже. Стало быть, не надо пугать Бланке. Не будем ему ничего подсказывать, пусть сам...
- А если он введет карантин?
- Никаких карантинов для лагерей не существует. Я знаю предписания, о которых не знаешь ты. Или работа, или печь, на выбор. Поэтому ты скажешь Бланке, что в лагере есть больные с высокой температурой, и все.
- Вы думаете, доктор Бланке будет советоваться со мной, врачом евреем?
- Не знаю. Но если ты посмеешь говорить с ним так, как говорил со мной, я тебя прикончу. Это уж наверняка.
* * *
Как только рапортфюрер покинул лагерь, портной Ярда прибежал в кухню. Сердце у него испуганно билось: а вдруг нарвусь на кюхеншефа? Но дверь была открыта, и, заглянув в кухню. Ярда увидел там только девушек.
- Уходи! - крикнула одна из них. - Не знаешь, что ли, что тебе сюда нельзя?
Ярда приложил палец к губам и поманил девушку.
- Кто из вас фрейлейн Юлишка? Я к ней по делу.
Подошла Юлишка с повязкой на рукаве и палкой в руках.
- Это, наверное, портной?
Ярда робко поглядел на огненные глаза и прочие прелести Юлишки и отрекомендовался ей, как учил его Гонза.
- Не очень-то ты похож на владельца шикарного салона. В Праге ты тоже ходил с грязью под ногтями?
Ярда глуповато улыбнулся и неловко сделал старомодный поклон.
- Работой будете довольны. А в лагере я не могу выглядеть, как хотелось бы...
- Есть у тебя сантиметр?
- Откуда же? Но мы обойдемся веревочкой. Для вашей талии хватит совсем коротенькой, хи-хи-с! Игла у меня есть.
- Подожди здесь. - Она ушла в темную кухню и принесла узелок с одеждой, которую на днях обменяла на еду у "мусульман". - Что ты скажешь об этих коричневых брюках? Они вполне сносные и достаточно велики. Я дала их выстирать. Когда будешь обуживать штанину, выпори полосатый кант, понятно?
Ярда удивился.
- Выйдут совершенно гражданские брюки. В Освенциме нарочно вшивали этот арестантский кант.
- Знаю. А я не хочу арестантских, и точка. Когда будет готово?
Она смерила веревочкой свою талию, потом Ярда промерил длину брюк. Все это делалось торопливо и в тени. Беа стояла настороже перед кухней и смотрела в сторону комендатуры. Вдруг она увидела машину Россхауптихи.
- Бросьте все! - крикнула она. - Кобылья Голова здесь!
- А мы, собственно, уже готовы, а? - хладнокровно усмехнулась Юлишка и движением руки отпустила Ярду.
- Achtung! - заорали орднунгдинсты у ворот.
Юлишка вбежала в кухню и прямиком к каморке Лейтхольда.
- Герр кюхеншеф, битташон! Приехала фрау надзирательница!
Россхауптиха уже шагала к конторе, писарь вытянулся перед ней в струнку. В руке у нее он заметил плетку, глаза надзирательницы не предвещали ничего доброго. "Ого! - подумал Эрих. - Кобылья Голова жаждет крови". И, застыв на месте, он медлил с рапортом.
На счастье, с другой стороны уже ковылял Лейтхольд с ключом в руке.
- Хай... тлер! - приветствовал он. - Мне уже пришлось побывать сегодня в женском лагере... к сожалению. Вам об этом говорили в комендатуре?
- Нет, я пришла прямо сюда. Что случилось?
Лейтхольд теперь заметил, что она не в духе, и проклинал свою разговорчивость. С какой стати именно он должен сообщать обо всех неприятностях?
- Недавно вы принесли сюда котенка... Сегодня утром его нашли сгоревшим на проволоке.
- Кто это сделал?
- Очевидно, несчастный случай... Котенок, видимо, влез на ограду...
- Так-то его берегла секретарша! Ну, я ей задам!
- Утром мы выключили ток, и тотенкапо под моим личным наблюдением убрал...
