Эдвард Радзинский - Убийство императора. Александр II и тайная Россия
Мы уверены, что наши агенты и вся наша партия не будут обескуражены неудачей, но почерпнут из настоящего случая… уверенность в своих силах, в возможность успешной борьбы… Обращаясь ко всем честным русским гражданам, кому дорога свобода, кому святы народная воля и народные интересы, мы еще раз выставляем на вид, что Александр II… главный представитель узурпации народного самодержавия, главный столп реакции, главный виновник судебных убийств… Для того чтобы сломить деспотизм и возвратить народу его права и власть, нам нужна общая поддержка. Мы требуем и ждем ее от России».
Вопрос к царской полиции
Но самое удивительное во всей этой истории – это поведение царской полиции.
14 ноября, сразу после задержания Гольденберга в Елисаветграде, в Третье отделение пошла телеграмма: «Сего дня на елисаветградском вокзале задержан жандармами прибывший одесским поездом неизвестный человек. При задержании оказал сопротивление. В багаже оказалось больше пуда взрывчатых веществ. На допросе объявил себя социалистом. Произвожу дознание».
«Не к проезду ли императорского поезда готовился?» – наложил вопрошающую резолюцию глава Третьего отделения Дрентельн.
Впрочем, вопрошать весьма странно! Вряд ли задержанный вез динамит для собственного развлечения. Было совершенно ясно – террористы готовят взрыв на пути царского поезда. Надо было телеграфировать в царский поезд, конечно же, остановить его… проверить полотно железной дороги или изменить порядок движения поездов. Короче, надо было что-то предпринять.
Ничего этого сделано не было! И только судьба спасла царя!
Так что остается довольно зловещий вопрос: почему?
И вот уже совсем поразительное.
С. Степняк-Кравчинский писал: «Громадный динамитный заговор, организованный Исполнительным Комитетом в 1879 году в ожидании царского возвращения из Крыма, был едва ли не самым грандиозным делом, когда-либо предпринятым и доведенным до конца путем заговора. Наличных сил организации далеко не хватало на его выполнение, и поэтому приходилось по необходимости пользоваться в обширных размерах услугами посторонних людей, набранных из того многолюдного мира сочувствующих, который всегда окружает такую популярную организацию, как та, которой руководил в то время И.К. Не удивительно поэтому, что при такой массе участников слухи о предстоящих покушениях распространились очень скоро буквально по всей России. Конечно, публика не знала, где именно имеет быть взрыв. Но все студенты, адвокаты, литераторы, за исключением состоящих на откупу у полиции, знали, что царский поезд взлетит на воздух во время следования из Крыма в Петербург. Об этом разговаривали, как говорится, повсюду. В Одессе один довольно известный литератор… собирал почти открыто подписку на взрыв, и полученные таким путем полторы тысячи рублей были целостью доставлены Комитету. Полиция же ничего не знала».
Не знала?.. С многочисленными агентами и штатом осведомителей?
И опять все тот же вопрос: почему?
«Возможна ли в этих условиях борьба с новыми варварами?»
Наступил новый 1880 год – предпоследний Новый год в его жизни. Он вынужден был сказать себе: ни казни, ни военное положение – ничто не замиряло страну. И теперь после взрыва на железной дороге, когда все вокруг ждали расправ, император вдруг позвал Костю.
Великий князь Константин Николаевич потом радостно рассказывал: «Государь сообщил мне, что желал бы к предстоящему дню 25-летия царствования (19 февраля 1881 г. – Э.Р.) оказать России знак доверия, сделав новый, важный шаг к довершению предпринятых преобразований. Он желал бы дать обществу больше, чем ныне, участия в обсуждении важнейших дел…».
И тотчас пошли слухи… о Конституции!
Александр устроил совещание. Но когда он сообщил о планах продолжения реформ, в глазах цесаревича был ужас! И тот же ужас он читал в глазах придворных и членов большой романовской семьи. От него ждали ужесточения расправ, а не уступок…
Вечером он записал в «Памятной книжке»: «29 января. Совещание с Костей и другими, решили ничего не делать».
И опять в мрачной апатии он просиживал часы в кабинете.
Пришлось ему испытать и новое унижение. Из Парижа поступило донесение от главы русской зарубежной агентуры. Некто Лев Гартман, недавно приехавший поездом в Париж, оказался тем самым пройдохой-террористом «господином Сухоруковым», который устроил взрыв свитского поезда в Москве.
Министр иностранных дел Горчаков тотчас обратился с посланием к президенту Франции:
«Вопрос здесь идет не о русском нигилисте, а о принципе безнаказанности. …Необходимо задать себе вопрос: возможна ли в этих условиях борьба с этими новыми варварами?»
Горчаков далее писал, что нельзя дать возможность им осуществлять «заговоры вполне свободно – без всякого личного риска». …Ибо ныне «для них достаточно составить план, сделать подкоп, завести механизм на определенный час или пустить в ход электрическую искру на расстоянии», а потом – «исчезнуть в другой стране в ожидании результатов своего разрушительного дела… под покровом права убежища, которое гарантирует им безопасность и свободу».
Русское правительство потребовало выдачи «нового варвара».
Но канцелярия президента Франции тотчас была завалена письмами общественности, возмущенной «русским монархическим неистовством». Общественную кампанию возглавил сам Виктор Гюго, который обратился к президенту Греви с посланием. Французское общество требовало защитить Гартмана от «царского террора». Французские газеты печатали статьи знаменитых русских радикалов-эмигрантов – Георгия Плеханова, Петра Лаврова, Степняка-Кравчинского. Русский посол князь Орлов получил уведомление по почте о вынесении ему смертного приговора «Русским социалистическим комитетом в Париже».
И президент Франции отказался выдать Гартмана. Царю оставалось единственное решение – отозвать посла из Парижа.
«С больной горничной обращаются лучше»
Александр решил привезти обратно в Россию больную императрицу – климат ей не помогал. Ему казалось, что она боится умереть одна на чужбине. Его это мучило.
Была зима. За ней был послан граф Александр Адлерберг.
Императрица уже прочла в газетах о новом покушении на Московской железной дороге. Это был для нее новый удар. Оказалось, она совсем не хотела вернуться. Особенно теперь, после покушения на государя. Она не собиралась ехать в страну, где унижали монарха и где монарх так унижал императрицу.
