Ю. Куликов - Сподвижники Чернышевского
— А вы спросили, есть ли у них программа?
— Интересовались. Ответ какой-то неопределенный. Больше всего нравится им воззвание «Что нужно народу?».
— Вы шутите! — нахмурился Заичневский. — Да разве это программа? Все это Герцен с Огаревым. Узнаю манеру «Колокола» — угождать всем, от барина до мужика. Где же разбор современного политического и общественного быта России? Где проведение тех принципов, на которых должно строиться новое общество? Где… впрочем, валяйте дальше.
Приезжие рассказали, что встреча закончилась сердечно. Петербуржцы обещали держать постоянную связь, просили присылать литографированные издания.
Заичневский выпрямился во весь рост.
— Кажется, ясно! — заговорил он тоном, не допускающим возражений. — Конечно, у них там кое-что делается. Но настоящей организации, как видно, нет. Придется все-таки нам начинать это дело. Оно ждет решительных людей. Готовы ли вы? Согласны ли пойти на бой? Если да, слушайте!
Где взять Центральный революционный комитет? Вот он! — и Заичневский показал рукой на товарищей. — У нас наберется еще человек двадцать пять, не так ли? Конечно, пока еще мы не комитет, но станем им, если сумеем сплотить вокруг себя сторонников революции. Откуда взять программу? Вот проект!
Из-за пазухи появилась тетрадка, забрызганная кровью. Заичневский раскрыл ее. Теперь она была исписана целиком. Под сводом темницы потекли звуки, полные меди и серебра.
— Мы требуем изменения современного деспотического правления в республиканско-федеративный союз областей, причем власть должна перейти в руки Национального и областных собраний…
— Мы требуем…
Пункт за пунктом зачитывались требования манифеста, который должен выйти за подписью «Центральный революционный комитет».
Порой разгорался жаркий спор. Для окончательного редактирования пришлось собраться несколько раз. Камера Заичневского оставалась доступной для посетителей, а за взятку полицейская стража пропускала друзей даже в неурочное время. В обсуждении приняли горячее участие новые члены кружка: Сулин, Сороко, Иван Гольц-Миллер. Дебаты закончились только к 7 апреля. Заичневский торопил друзей. Надо было еще организовать издание, а дело это опасное и трудное.
Манифест выдвигал требования демократической федеративной республики, общинного землевладения, организации общественных фабрик и лавок, выборности суда и органов власти, замены армии милицией, уравнения женщин в правах с мужчинами, равноправия наций и отделения Польши, справедливого распределения налогов, общественного воспитания детей, обеспечения больных и престарелых.
Этой одной из первых социалистических программ в истории России было суждено увидеть свет. Ее прочитали сотни передовых людей страны.
Заичневский настоял на том, чтобы в манифесте была дана оценка и критика подпольных изданий того времени. Высоко оценивая «Колокол» Герцена и издание «Великорусе», он в то же время заявил, что они не смогли создать вокруг себя революционной партии. Он находил эти органы склонными к либерализму.
Составители манифеста четко определили силы революции:
«Мы надеемся на народ. Он будет с нами, в особенности старообрядцы, а ведь их несколько миллионов. Забитый и ограбленный крестьянин станет вместе с нами за свои права…»
Народ — главная сила. Однако инициативу в восстании должны проявить войско и революционная молодежь. Заичневским же была внесена в манифест и усиленно пропагандировалась идея диктатуры революционной партии на другой день после победы восстания.
В манифест вошли пламенные слова, призывающие к борьбе, которые вынашивал Заичневский в течение стольких дней заключения. Они были полны боевого пафоса.
«…с полной верой в себя, в свои силы, в сочувствие к нам народа, в славное будущее России, которой выпало на долю первой осуществить великое дело социализма, мы издадим один крик: «В топоры», и тогда, тогда бей императорскую партию не жалея, как не жалеет она нас теперь…»
— Когда же отправим манифест петербургским друзьям? — спрашивали Заичневского.
— Посылать пока не станем! Сначала опубликуем. Пусть почитают. Послушаем, что скажут. Ведь манифест обращен ко всем и прежде всего к молодежи.
— «Помни же, молодежь, — цитировал наизусть Заичневский строки манифеста, — что из тебя должны выйти вожаки народа, что ты должна стать во главе движения, что на тебя надеется революционная партия!»
— Друзья! Предлагаю название — «Молодая Россия».
Если восстание не удастся…— Что, если не удастся восстание? — произнес Славутинский, заканчивая писать под диктовку. — Сколько крови прольется напрасно! А результат? Снова восторжествуют враги. Еще ужаснее будет тирания. Вспомните Герцена…
— Опять Герцен! — поморщился Заичневский. — Если восстание не удастся, — подхватил он, ударяя на каждом слоге, — если придется поплатиться жизнью за дерзкую попытку дать человеку человеческие права, пойдем на эшафот нетрепетно, бесстрашно и, кладя голову на плаху или влагая ее в петлю, повторим тот же великий крик: «Да здравствует социальная и демократическая республика Русская!»
Слова эти целиком вошли в заключительную часть манифеста.
В середине мая над Петербургом по ночам стояло зарево. Горел Апраксин двор. То здесь, то там занимались новые пожары.
По городу бродили подозрительные субъекты и как бы невзначай бросали в толпу:
— Социалисты жгут Питер!
— Читали «Молодую Россию»? Воззвание поджигателей! Опасайтесь студентов! Берегитесь красного петуха!
Кто верил, кто сомневался, но были люди, которые мучительно думали, как парализовать полицейскую клевету.
…В полутемной комнатке конспиративной квартиры собралась утинская пятерка тайного общества «Земля и воля». Говорит Утин.
— «Молодая Россия» — смелый революционный манифест. Он верно выражает основные идеи и конечную цель нашего движения. Но Заичневский и его товарищи поступили опрометчиво. Они распространили, всюду свой документ, >вместо того чтобы заранее, обсудив вместе с нами, пустить его по тайным каналам среди людей вполне надежных. Ошибка! Но виноваты и мы. Почему не сообщили им о «Земле и воле»? Люди не знали всего. Поспешили взять на себя инициативу…
— Теперь не время об этом, — перебил кто-то. — Надо пресечь провокацию. Притом немедленно. По городу пущен слух о поджигателях. Требуют бросать всех студентов живьем в огонь, а ведь поджигает сама полиция…
Где только не толковали о «Молодой России»! Воззвание появилось сначала в Петербурге. Это было 14 мая. Полиция сбилась с ног. Через несколько дней чьи-то невидимые руки начали разбрасывать манифест на улицах Москвы, затем в других городах.
