Николай Баженов - Фюрер как полководец
К концу лета итальянский корпус особых успехов не достиг, но и больших потерь тоже не понес. 23 августа в «Волчье логово» прибыл Муссолини. Диктаторы обсудили обстановку, потом слетали на самолете на места недавних боев, в частности в Брестскую крепость, затем посетили итальянские дивизии, выдвигавшиеся к линии фронта в полосе группы армий «Зюд».
По окончании визита Гитлер высказал свое разочарование. Он уже тогда был твердо уверен, что итальянцы ничего не смогут сделать на Восточном фронте, и сомневался в боевых возможностях их войск.
Осенью 1941 г. итальянские дивизии месили грязь на дорогах Украины, проводя операции местного значения. Командир корпуса Мессе считал, что «немцы показали, что они не желают понять реальные возможности корпуса». Между тем к этому времени позиция фюрера относительно итальянского присутствия в России несколько изменилась. Он согласился, что «было бы полезным участие итальянских альпийских частей в боях за Кавказ». Наступление зимы сильно осложнило положение экспедиционного корпуса, но в его полосе обороны наступило длительное затишье, продолжавшееся вплоть до июля 1942 г. Лишь в марте – мае некоторые части участвовали в мелких стычках и перестрелках. Надо сказать, что дуче не хотел быстрой победы Германии, и об этом знали многие в его окружении. С одной стороны – из-за зависти, а с другой – боясь чрезмерного усиления авторитета Рейха. Этот факт еще раз показывает, что порой отношения между союзниками складывались весьма странно и напоминали отношения детей в семье, соперничающих между собой.
Гитлер, фон Рундштедт и Муссолини на вездеходе W31 G4, Восточный фронт, 28 августа 1941 г. Мимо них к фронту движутся итальянские части
Поражение под Москвой заставило Гитлера кардинально изменить свою позицию по отношению к войскам сателлитов. В январе 1942 г. он не только согласился на увеличение итальянского контингента на Восточном фронте, но и просил ускорить присылку войск, обещая создать для них единое итальянское командование. Конечно, фюрер понимал, что использовать «макаронников» на острие главного удара вряд ли удастся, но прикрыть ими фланги было вполне возможно. Радости Муссолини не было конца, так как он считал, что «за столом мирной конференции 200 тысяч солдат будут весить намного больше, чем 60 тысяч».
По всей вероятности, в это время дуче и его начальник штаба Каваллеро уже не верили в победу Италии на Средиземноморье, либо этот театр боевых действий просто надоел им. Теперь они оба увлеклись Восточным фронтом, надеясь хотя бы тут поднять военный престиж итальянской армии. Несмотря на зимние неудачи, Муссолини продолжал верить в непобедимость Вермахта. Весной он планировал послать в Россию еще 20 дивизий, так как опасался «диспропорции между немецким и итальянским вкладом в дело “Оси”». Дуче боялся, что «если не приблизить наше военное усилие к немецкому», то «Германия станет нам диктовать свои условия точно так же, как побежденным странам». Впрочем, Каваллеро был более реалистичен и настаивал на отправке на Восточный фронт только шести дивизий.
В мае был отозван в Италию командир корпуса генерал Мессе, чьи антинемецкие настроения приобрели широкую известность. Министр иностранных дел Италии Чиано так определил взгляды Мессе, ставшие результатом его пребывания в России: «Как и все, кто имел дело с немцами, он их ненавидит и считает, что единственный способ разговаривать с ними – это пинок в живот». Подобные мысли генерала не соответствовали воинственному настроению, царившему в Риме, где дуче принял «историческое решение» послать на Восточный фронт целую армию. Сам фюрер в тот момент оценивал отношения между союзниками как образцовые. Причем доказывал это тем, что переговоры между ним и Муссолини всегда проходят быстро и тот со всем соглашается, в отличие от Черчилля с Рузвельтом, которые, дескать, заседают неделями и никак не могут прийти к согласию.
Новые итальянские дивизии в количестве семь единиц не успели прибыть на фронт к началу операции «Блау», как просил Гитлер. Большая часть их прибыла в Донбасс только в конце июля.
Что касается посвящения союзников в планы ведения войны, то командование группы армий «Зюд» получило секретный приказ фюрера «соблюдать максимум осторожности и вводить союзников только в курс непосредственных тактических задач, прямо их касающихся». Причем информировать следовало только в последнюю минуту.
Была сформирована 8-я итальянская армия, которая была включена в состав группы армий «Б». Уже 13 августа ее дивизии достигли реки Дон, где и остановились. Итальянское командование взяло на себя оборону полосы вдоль этой реки. Альпийский корпус, который изначально предназначался для штурма Кавказа, был также использован в качестве резерва на сталинградском направлении. Немецкое командование приняло меры по усилению 8-й армии, направив в ее состав три немецких пехотных дивизии, чьи подразделения были включены в боевые порядки. Это решение вызвало протест со стороны командующего армией генерала Гарибальди и острый конфликт между союзниками.
«Итальянцы сдали Сталинград»
Некоторое время итальянцы отсиживались в окопах вдоль берегов Дона, не предпринимая активных действий. 14 октября 1942 г. 8-я армия получила приказ Гитлера на зимнюю кампанию, чьим главным требованием было создание неприступной обороны согласно разработанным немцами инструкциям. Деятельность германского представителя генерала Типпельскирха вылилась в цепь конфликтов с итальянским командованием, активно сопротивлявшимся проведению этих мероприятий. Все это сопровождалось бесконечными жалобами друг на друга. Итальянские генералы воспринимали советы Типпельскирха как «оскорбительные нравоучения, в которых они не нуждались».
Между тем боевой дух и санитарное состояние итальянских войск было хуже некуда. Так, в сентябре в 35-м корпусе 60 % личного состава были сильно истощены, 50 % болели ревматизмом, 70 % – дизентерией. Появилось множество перебежчиков и дезертиров. В войсках существовала взаимная национальная неприязнь, нередко приводившая к дракам и стычкам «братьев по оружию». Понятно, что никакой «неприступной обороны» эти войска создать и удержать не могли…
В тылу тоже было не все гладко. Итальянские политики в беседах и переговорах все чаще стали высказывать пораженческие настроения, возлагая ответственность за военные неудачи на Гитлера и командование Вермахта. Осенью 1942 г. итальянское руководство стало уже открыто выражать стремление вообще выйти из войны. По дипломатическим каналам итальянцы пытались установить контакты с союзниками, чтобы выяснить их позицию в случае разрыва с Германией. В ноябре Муссолини, к этому времени уже разочаровавшийся в Восточном фронте, заявил немецкому послу в Риме Макензену и главе военной миссии Ринтелену, что видит выход из создавшегося положения только в сосредоточении всех сил на Средиземном море. Для этого, по его мнению, надо было заключить сепаратный мир с СССР.
