Владимир Замлинский - Богдан Хмельницкий
Открылся съезд 10 августа и закончился в октябре 1656 года. Приехавший на него украинский посол Роман Гапоненко и его товарищи, не имея дипломатического опыта и такта, сразу же оказались в изоляции. На заседания их не пустили, информации никакой они не имели. Питались провокационными слухами, которыми их специально снабжала польская агентура. Так и вернулись послы ни с чем.
А меж тем уже на одном из первых заседаний съезда российские делегаты передали польским комиссарам требование: «Королевское величество не может довечно вступаться в Малую Русь, Подолию и Волынь, в замки и в поветы, где теперь царского величества Войска Запорожского люди — Малая Русь, Волынь и Подолия принадлежат Московскому государству царского величества по реку Буг навечно. К Короне польской за рекою Бугом тое Малой Руси, Волыни и Подолии — замки и поветы ни жилых ни пустых не занимати, ани заседать, ани войсковых людей из своего государства, ни найманих, ни с чужих земель, ни явно, ни тайно за реку Буг не посылати. Гетману Богдану Хмельницкому, писарю, полковникам настоящим и будущим, которые будут за постановлением царского величества, ни всякого стана людям Войска Запорожского не мстити, ани никаких военных дел с ними не зачинати, никакого лиха им не хотети».
Съезд закончился 24 октября 1656 года и не решил, как и предполагал Хмельницкий, главных вопросов — об избрании царя Алексея Михайловича королем Польши и установлении государственных границ. Было подписано лишь соглашение о перемирии и прекращении переговоров со Швецией.
Достоверные известия о съезде гетман получил от посланного царем Абрама Лопухина, который прибыл в начале января 1657 года. В марте из Москвы прибыл новый посол, старый знакомый Хмельницкого Василий Петрович Кикин, которого он искренне уважал и которому верил. Он привез подлинные статьи соглашения с поляками и грамоту царя, в которой тот жаловался, что польские паны не придерживаются Виленского договора и не созвали сейма для избрания царя своим королем. 13 марта 1657 года Хмельницкий ответил царю письмом. В нем он воздавал благодарность государю, что «милостивое слово прислати изволил». Что же до того, что поляки не выполнили договора, то как писал гетман далее, «мы вам… и в прошлых грамотах о тех хитростях ляцких объявляли, что они с вами, великим государем, с вашим царским величеством, поступают хитро и не по правде и что они того договору в совершенье никогда не приведут, о чем вашему царскому величеству ныне уж самым делом явно есть, а того они не мыслили, чтоб ваше царское величество на корону Польскую и Великое княжество Литовское обирать и короновать».
Виленский съезд и все с ним связанное не внесли ничего нового в отношения между воюющими государствами и между Украиной и Россией, но породили у Хмельницкого опасение за будущее начатого им дела, за будущее Украины. Немощь, которая с каждым днем все больше сковывала его тело, доходившие до него слухи о намерениях Виговского после его смерти взять гетманство и разорвать союз с Россией — все это толкало на принятие какого-то решения. И он принимает его.
В середине апреля 1657 года полковники по городам и все старшины получили приказ прибыть в Чигирин на старшинскую раду. Собирались и ехали спешно и в тревоге, зная о гетмановой болезни. Рада собралась на Чигиринском майдане против дома Хмельницкого.
Гетман вышел, поддерживаемый близкими. Выглядел он истощенным, гетманская булава обвисала на поясе. Он стоял опершись на плечо сына Юрия, и было видно, что это стоило ему большого труда. Полковники стояли угрюмые и притихшие. Чуяли, что не для веселого дела собрал их гетман. А он поднял поникшую голову, обвел всех усталым взглядом и приглушенным болезнью голосом проговорил:
— Братья! Так же, как и мне, вам известно, какие страшные гонения и поругания, ежедневные мучения терпел под игом поляков наш народ и как страдала мать наша православная восточная церковь. Известно вам и то, с какими трудами и потерями свершилось избавление православной церкви и отечества нашего. Богу было угодно, чтоб это свершилось мужеством вашим, казаки-рыцари, и под моим предводительством. Десять лет я посвящал себя отечеству, не щадя ни здоровья, ни жизни. Но старость и болезни одолели меня. Недолго мне быть с вами. Благодарю вас, возлюбленные братья, за ту честь, которую вы оказали мне, избрав гетманом. Благодарю за доверие ко мне, за непоколебимую верность и искреннее послушание. Благодарю за храбрость, проявленную вами в тридцати четырех сражениях с поляками, венграми, валахами, татарами, и более всего благодарю вас за то согласие и единодушие, которое вы проявили в трудах, перенося бедствия. Возвращаю вам теперь булаву, бунчук, знамена, все клейноды, означающие власть мою. Изберите себе нового гетмана, братья, пока я жив. Если я буду знать судьбу вашу, то спокойно сойду в могилу. Меня же, милые братья, простите по-христиански, если я, по немощи человеческой, кого-нибудь огорчил или против кого-нибудь из вас погрешил.
После этих слов гетман низко поклонился собранию, стараясь унять душившие его слезы.
Никто не отвечал на слова гетмана, безмолвно стояли вокруг него старые боевые товарищи. У многих на глазах блестели слезы.
Подождав немного и набравшись сил, гетман сам прервал молчание:
— Есть между вами люди опытные и достойные: и полковник киевский Антон Жданович, и полковник переяславский Тетеря, и полковник полтавский Мартын Пушкаренко…
Из «Истории Русов», «Чины и казаки, возрыдав горько от изречений гетманских, так трогательных и их поразивших, а паче о приближающейся кончине его и своем сиротстве, начали вопить: «Кого изберем на место твое? И кто достоин наградить отеческие к нам заслуги твои и нашу к тебе потерю? Сын твой Георгий да наследует место и достоинство твое! Он один пущай над нами начальствует, и мы, забыв и презрев великие твои к нам благодеяния, бесстыдны были б мы, если бы предпочли ему кого другого, забыв и презрев великие твои и беспримерные для отечества подвиги».
Все, кого назвал Хмельницкий как кандидатов в гетманы, отказались в пользу Юрия.
Хмельницкий, слыша это, согласился. Это было и его тайной мечтой. Он поднял просиявшие глаза на сына, потом вгляделся в стоящих перед ним соратников: от сердца ли они чинят сейчас. Уверившись в их искренности, он словно сразу набрался сил и прежней решительности, твердым голосом проговорил, указав рукою на сына:
— Вручается он в покровительство божье и в вашу опеку, и анафеме предаю того, кто совратит его с пути истинного! Предаю и самого его, если он удалится от чести и христианских добродетелей. Завещаю ему на всю жизнь его служить отечеству верно и усердно, блюсти его, яко зеницу ока, и пролить за него всю кровь свою, ежели это будет ему полезно и спасительно! Более сей жертвы я ничего другого от него не требую. А вас прошу и заклинаю укреплять его благими советами и постоянным мужеством, которое всему племени нашему славянскому искони присуще.
