Игорь Кон - 80 лет одиночества
Однако изменение нормативного канона маскулинности (каким должен быть мужчина?) не позволяет ответить на вопрос, насколько реальные мужчины из плоти и крови готовы к принятию новых социально-исторических вызовов. В главе «Мужчина в зеркале психологических исследований» я перехожу от анализа нормативной культуры к обобщению психологических данных (прежде всего на основе метаанализов) по таким животрепещущим вопросам, как умственные способности и интересы современных мужчин, их агрессивность и соревновательность, сексуальность, отношение к своему телу и внешности, самоуважение и чувство субъективного благополучия и, последнее по счету, но не по важности, состояние их здоровья. Обсуждение этих вопросов заставляет меня обращаться не только к разным отраслям психологии, но и к психобиологическим исследованиям. Например, насколько биологически универсальна самцовая агрессивность, как взаимосвязаны друг с другом тестостерон, агрессия и соревновательность, каковы нейробиологические корреляты и предпосылки любви к риску, новизне и острым ощущениям и т. д. Я не открываю здесь ничего нового и не позволяю себе ни малейшей отсебятины. Я только пытаюсь, на базе специальных исследований, оценить, происходят ли в этих сферах мужской жизнедеятельности и соответственно в психических свойствах мужчин какие-то перемены, позволяющие мужчинам справляться с возникшими перед ними задачами, и где, какие и у кого (мужчины – разные) в связи с этим возникают трудности и узкие места, требующие общественного внимания и профессиональной помощи?
И наконец, последний сюжет этой книги, в котором сфокусированы все мужские проблемы и интересы всех наук о человеке и обществе, – это отцовство и отцовские практики.
Имеет ли смысл такая меж– и наддисциплинарная рефлексия, если все ваши эмпирические данные заведомо вторичны и строгому количественному анализу вы их не подвергаете (зачастую это вообще невозможно)? На мой взгляд, имеет.
Историко-социологическое изучение гендерного порядка приводит к выводу, что в современном мире происходит беспрецедентная, но подготовленная всем предшествующим развитием человечества ломка традиционной системы разделения общественного труда и прочих социальных функций между мужчинами и женщинами.
В сфере трудовой деятельности и производственных отношений налицо постепенное, но все более ускоряющееся разрушение традиционной системы гендерного разделения труда, ослабление дихотомизации и поляризации мужских и женских социально-производственных ролей, занятий и сфер деятельности.
Женщины постепенно сравниваются с мужчинами по уровню образования, от которого во многом зависят будущая профессиональная карьера и социальные возможности, и даже превосходят в этом отношении мужчин.
Параллельно этому, хотя со значительным отставанием, в политической сфере меняются гендерные отношения власти. Мужчины постепенно утрачивают монополию на политическую власть. Всеобщее избирательное право, принцип гражданского равноправия, увеличение номинального и реального представительства женщин во властных структурах – общие тенденции нашего времени. Это не может не изменять социальных представлений мужчин и женщин друг о друге и о самих себе.
С еще большим хронологическим отставанием и количеством этнокультурных вариаций в том же направлении эволюционируют брачно-семейные отношения. В современном браке гораздо больше равенства, понятие отцовской власти все чаще заменяется понятием родительского авторитета, а «справедливое распределение домашних обязанностей» становится одним из важнейших условий семейного благополучия. Психологизация и интимизация супружеских и родительских отношений, с акцентом на взаимопонимание, несовместимы с жесткой дихотомизацией мужского и женского. Образованные и экономически самостоятельные женщины не могут жить по древним домостроевским формулам.
Существенно изменился производный от социальной структуры общества характер гендерной социализации детей. Более раннее и всеобщее школьное обучение, без которого невозможно подготовить детей к предстоящей им сложной общественной и трудовой деятельности, повышает степень влияния общества сверстников по сравнению с влиянием родителей, а поскольку школьное обучение большей частью является совместным, оно объективно подрывает гендерную сегрегацию, создавая психологические предпосылки для более равных и кооперативных отношений между взрослыми мужчинами и женщинами в разных сферах общественной и личной жизни. Одновременно это делает проблематичными традиционные представления о гендерных различиях способностей и интересов, актуализируя споры о плюсах и минусах совместного или раздельного обучения и т. д.
Изменения в содержании и структуре гендерных ролей преломляются в социокультурных стереотипах маскулинности и фемининности. Хотя массовому сознанию нормативные мужские и женские свойства часто по-прежнему кажутся альтернативными, принцип «или/или» уже не является безраздельно господствующим. Многие социально-значимые черты и свойства личности считаются гендерно-нейтральными или допускающими существенные социально-групповые и индивидуальные вариации. Идеальный тип «настоящего мужчины», который всегда был условным и проецировался в воображаемое прошлое, окончательно утратил свою монолитность, а некоторые его компоненты, например агрессивность, стали проблематичными и дисфункциональными, уместными только в определенных, строго ограниченных условиях (война, соревновательный спорт и т. п.).
Масштабы, темпы и глубина изменения гендерного порядка и соответствующих ему образов маскулинности очень неравномерны а) в разных странах, б) в разных социально-экономических слоях, в) в разных социально-возрастных группах и г) среди разных типов мужчин. Однако ломка традиционного гендерного порядка отражает глубинные изменения в характере общественного производства и является закономерной и необратимой.
Поскольку движущей силой этого процесса являются женщины, сдвиги в их социальном положении и характере жизнедеятельности опережают соответствующие изменения в поведении и психике мужчин. Некоторые мужчины воспринимают происходящие перемены как угрозу со стороны женщин, что проявляется, в частности, в негативном отношении к феминизму. На самом деле новые вызовы, с которыми сталкиваются и на которые вынуждены отвечать мужчины, имеют объективную природу. Никаких шансов вернуться в патриархальное прошлое человечество не имеет.
Противоречия маскулинности особенно ярко проявляются в трактовке отцовства. Интерес к этой теме для меня не нов. Первую статью об отцовских функциях в семье я опубликовал в 1970 г., а в 1973 г. выступал с докладом «Зачем нужны отцы?» на Всесоюзной этнографической конференции. «Кризис отцовства», о котором сейчас много говорят и пишут, выступает одновременно как аспект кризиса власти, кризиса маскулинности и кризиса семьи. Если разграничить а) отцовство как социальный институт и б) конкретные отцовские практики, – становится ясно, что последние никогда не были и не могли быть одинаковыми, а противопоставление отцовской власти и материнской любви имеет весьма ограниченную эвристическую ценность. Замена авторитарного родительства авторитетным, соответствующая переходу от монархического правления к демократическому, в равной мере касается и отцов, и матерей.
