Мария Куприна-Иорданская - Годы молодости
Вот поэтому-то меня и огорчает, что мои последние действия относительно Ангела Ивановича хотят поставить в связь с началом третейского суда. Что я действовал сам за себя, за свой риск и страх, видно с неопровержимой ясностью из следующего случая: когда Федор Дмитриевич принес моей жене от имени Ангела Ивановича сожаление в происшедшем, и жена тотчас же это сожаление приняла (сказав, что изо всего сделанного против нее Ангелом Ивановичем, она менее всего склонна ставить ему в счет бранные слова), я определенно заявил, что такой формой извинения я не удовлетворен, что не смею мешать жене мириться с Ангелом Ивановичем на почве этого сожаления, но что сам лично, за себя, потребую впоследствии от обидчика более содержательного извинения.
Мне ставят в упрек, что я ждал предлога для ссоры с Ангелом Ивановичем почти месяц. Но счеты мои с этим человеком (и опять-таки мои личные) — очень давнего свойства. Они многочисленны и восходят ко времени нашей свадьбы, но я, конечно, не посмею утруждать Ваше внимание их перечислением. Очень может быть, что и теперь я ничего не предпринял бы из опасения осложнить положение Марии Карловны, но меня взорвал дошедший до меня слух (и из слишком достоверного источника) о том, будто Мария Карловна и я тщательно скрываем от всех, что Ангел Иванович назвал нас мерзавцами и бросил в нас какой-то гадостью.
Теперь последнее. Я имел глупость воспользоваться, как предлогом для начала ссоры с г. Богдановичем, Вашим юбилеем. Поверьте, что я чувствую глубокий стыд перед Вами за эту сделанную мною ошибку. Я не смею даже надеяться, что Вы простите меня, как и не смею надеяться получить ответ на это письмо. Но я не могу перестать верить, что Вы, отдающий так самоотверженно и бескорыстно свои силы и свой прекрасный талант на служение обществу, что Вы, с такой правдивой страстностью откликающийся на каждое общественное событие, — откажете в своем внимании этому делу, в котором так нелепо перепутались общественные интересы с личными обидами!
Если указанные мною выше факты найдут подтверждение, если Вы примете во внимание то, что я тотчас же после столкновения с Ангелом Ивановичем удалился (и навсегда) из состава редакции, может быть, если, наконец, хоть сколько-нибудь жалеете Марию Карловну, которая одинока, затравлена и больна — то, может быть, Вы согласитесь отнестись ко всему этому делу не официально, а так, как умеете только Вы — по-человечески.
Ваш покорный слуга А. Куприн» (ЛБ. Отдел рукописей).
65
Литовский замок — старинное здание в Петербурге, построенное во второй половине XVIII века; в Литовском замке помещались казармы Литовского полка. В 70-х годах XIX века превращен в тюрьму. Литовский замок сожжен в первые дни Февральской революции 1917 года.
66
Рассказ о богобоязненном старике-доносчике получил название «Мирное житие» и напечатан в мае 1904 года во втором сборнике товарищества «Знание». Л. Н. Толстой об этом рассказе сказал: «Не помню уже, как называется у него вещица: старичок идет в церковь — какая это прелесть! Только не следовало старика делать доносчиком. Зачем? Он и так хорош, рельефен, ярок» («Петербургская газета», № 202, 26 июля 1907 г.).
67
В мае 1901 года Куприн писал из Ялты В. С. Миролюбову: «…посылаю Вам рукопись одного нашего общего знакомого. Рукопись мы читали вместе с С. Я. Елпатьевским и нашли, что она должна произвести впечатление непосредственностью передачи, простотой языка и вообще какой-то наивностью, которой проникнут весь рассказ… если рассказ понравится, то я или Елпатьевский сообщим Вам полное имя автора… Заглавие рассказа „С улицы“ (Литературный архив, т. 5, АН СССР, 1960, стр. 121). Весьма возможно, что это первоначальный вариант рассказа Куприна „Человек с улицы“, который впервые был напечатан в „Мире божьем“ (1904, № 12) под названием „С улицы“».
68
В январе 1904 года в Петербурге вышел сборник товарищества «Знание» за 1903 год, кн. 1, в которой была напечатана поэма А. М. Горького «Человек». В этой поэме Горький утверждал достоинство человека, веру в его разум и творческие силы. Человек Горького призывал идти «вперед! — и выше!». В рассказе «С улицы» Куприн дал пример «физического и нравственного вырождения на почве наследственного алкоголизма, плохого питания, истощения и дурных болезней». «Я — человек с улицы, — говорит главное действующее лицо рассказа „С улицы“, — … и никуда мне больше нет ходу, кроме улицы» (А. Куприн, т. 3, стр. 310).
69
Похороны А. П. Чехова состоялись 9 июля 1904 года в Москве. В июле 1904 года А. М. Горький писал И. А. Бунину: «Мне страшно понравился Куприн, — на похоронах это был единственный человек, который молча чувствовал горе и боль потери. В его чувстве было целомудрие искренности. Славная душа!» («Горьковские чтения», АН СССР, 1961, стр. 30). О том же писал Горький и Куприну: «…сильно, очень сильно понравились вы мне вашей глубокой скорбью о Чехове!» («Горьковская коммуна», 1946, № 151, от 27 июня.)
70
По предложению А. И. Куприна издательство «Знание» готовило сборник воспоминаний о Чехове. Первый вариант своих воспоминаний Куприн закончил около 20 июля 1904 года. Второй вариант был готов и отослан в сентябре 1904 года. Воспоминания Куприна «Памяти Чехова» впервые опубликованы в сборнике «Знания» за 1904 год, кн. 3 (Сборник вышел в январе 1905 г.).
71
А. М. Горький писал Е. П. Пешковой 14 ноября 1904 года: «Прекрасную повесть написал Куприн» (М. Горький, т. 28, стр. 337).
72
Гапон выступил на арену общественной деятельности в 1903 году. Он возглавил созданную правительством для борьбы с революцией «зубатовскую» организацию «Собрание русских фабричных и заводских рабочих», которая официально была открыта 11 апреля 1904 года. По его инициативе 9 января 1905 года состоялось шествие рабочих к царю.
«Пролетариат, — писал В. И. Ленин, — порвал рамки полицейской зубатовщины, и вся масса членов легального рабочего общества, основанного для борьбы с революцией, пошла вместе с Гапоном по революционному пути» (В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 9, стр. 252). Вследствие этого среди интеллигенции имя Гапона в первые дни после 9 января, когда еще не была известна его провокационная роль, было окружено революционным ореолом.
«Я повел его к моим знакомым; сначала к одним, потом, чтобы замести след, к другим, — писал П. М. Рутенберг. — Если эти люди найдут нужным, они когда-нибудь расскажут, как вел себя Гапон в этот день. Ведь это был день 9-го января» («Былое», 1917, № 1–2). Этим же эсером П. М. Рутенбергом Гапон впоследствии был разоблачен как провокатор. В марте 1906 года Гапон был судим группой рабочих и приговорен к смертной казни.