Галина Артемьева - Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины
Посмотрела в старую адресную книгу (восьмидесятых годов), а там телефоны моргов, бюро несчастных случаев, приемных покоев больниц… Вспомнила и ужаснулась: я ведь исправно обзванивала все эти учреждения, когда он не приходил домой ночевать. Упорно и настойчиво.
Я стала полностью зависеть от его поступков, его решений, его желаний выпить (или не выпить). Я не принимала во внимание, что у каждого человека есть своя собственная жизнь. Мне пора было зажить своей жизнью, двигаться дальше… А я все спасала и спасала того, кому это совсем и не нужно было.
А ведь шли прекрасные годы моей жизни, когда были маленькими дети, когда были все условия для радости и любви. Мешало только одно…
Я все надеялась, верила, что изменю ситуацию.
Маленькие радости
Подружилась с чешской коллегой. Она преподавала русский язык в старших классах лучшей гимназии Оломоуца. Посещала все мои лекции на семинарах. Любила я ее за чувство юмора. У чехов вообще чувство юмора уникальное. Скажут вроде невинную фразочку, а за ней такой подтекст… Но это для тех, кто понимает… А в смеси с юмором русским получалась настоящая убойная сила.
Вот как-то пошли мы всей семьей гулять в лес. Муж нашел неверояное количество грибов, их почему-то не собирали. (Странно, это замечаю повсюду: и в Швейцарии, и в Германии, и в Америке — растут себе прекрасные съедобные грибы, а их почему-то не собирают. Покупают в магазине…)
Принесли грибы домой, попросили у соседей атлас с описанием чешских грибов (некоторые отличались от наших, мы могли принять за съедобные те, что на деле были ядовитыми). Вроде все определили, разобрали. Я нажарила огромную сковородку. А детям давать боюсь.
И тут как раз приходит моя чешская коллега — я обещала ей кое в чем помочь. Показываю ей сковородку, объясняю ситуацию:
— По нашим стандартам, все грибы были самые что ни на есть съедобные. А вот у вас… И не знаю…
Она, ни секунды не раздумывая, шепчет, показывая глазами в сторону комнаты, куда удалился, поприветствовав ее, муж:
— Ему дай, а сами не ешьте!
Большой жизненный опыт заключался в этой короткой фразе…
Грибы, кстати, оказались съедобными. «Ему дала, а сами — не ели».
Эта моя коллега рассуждала со мной как-то о том, что помогает женщине выдержать, прямо скажем, непосильные нагрузки.
— Маленькие радости! — говорила она. — Надо доставлять себе маленькие радости! Иногда иду, чуть не падаю, настроение плохое, дома впереди уборка, готовка, завтра снова на работу… Тогда я захожу в магазинчик, покупаю себе юбочку, свитерок… И настроение снова на высоте!
Да, у них в стране женщина могла себе позволить маленькую радость — зайти и купить какую-то приятную мелочь… Ведь свитерок можно было купить за 5–10 рублей на наши деньги. (Цена пары колготок.) У нас же просто так — зайти, выбрать, примерить, купить — было совершенно невозможно. Не говорю уж о ценах. А о самом приятном процессе покупки… Если что-то появлялось на прилавках, это надо было хватать без раздумий, если деньги имелись. Дома примеришь. Не подойдет, продашь другой страждущей.
«Идут белые снеги»…
Готовим в чешской гимназии учеников выпускных классов к конкурсу чтецов. Они должны по-русски прочитать стихотворение. Комиссия выберет, кто лучше прочитал. Победителю полагаются какие-то поблажки при поступлении в вуз.
Одна девочка, похоже, самая отличница читает стихотворение Евтушенко «Идут белые снеги». Читает замечательно! Практически без акцента, с пониманием. Одно режет мне слух. У Евтушенко в слове «Идут» надо делать ударение на первый слог, на «И». Такова воля автора. И в этом случае размер стиха безупречен.
Девочка упорно читает «иду́т». Ну да, таково существующее ударение. Но в поэзии часто встречается авторский перенос ударений.
Я поправляю. Читаю сама.
— Вот оно что! — восклицает моя чешская коллега. — Теперь понятно. А то мне что-то в ритме мешало, какой-то сбой.
— Именно! — радуюсь я.
Коллега задумывается.
— Все правильно. Я понимаю. Но пусть она читает «иду́т». Комиссия ее зарубит, если услышит неправильное ударение.
— А ты объясни заранее. Я тебе книгу принесу, там ударение стоит. И потом — я столько раз слышала, как сам Евтушенко читает… Доверься мне.
— Я им скажу, а они решат: самую умную из себя строю… Нет, пусть читает «иду́т».
Девочка заняла первое место…
Да, нельзя быть самыми умными. Никому это не надо.
Окна
Дети мои играли во дворе с чешскими ребятками. И очень быстро заговорили по-чешски. И даже настолько прониклись этим языком, что когда играли друг с другом дома, все равно говорили по-чешски. При этом, играя, они называли друг друга не Оля и Захар, а другими именами, придуманными ими исключительно для игры. В играх они звались Ленка и Лешка. Кто их знает, почему? Но если я слышала «Ленка, Лешка…», я понимала, что детям лучше не мешать, они играют.
Прибегает однажды моя дочка со двора и заявляет:
— Мам, девочки меня спросили, почему твоя маминка не моет окна?
Интересный вопрос.
В Москве мы мыли окна два раза в год: весной и осенью. Это было целое событие. Нашатырь, тряпки, газеты… Пока одно окно вымоешь да газетой до блеска натрешь, все силы уйдут.
— Сейчас вроде не время окна мыть, — отвечаю я.
— А они каждую неделю моют.
Это правда. Я сама вижу, что моя подруга Майка только и делает, что моет окна. Я беру гулять с нами ее сына Иржика, а она в это время быстро варит суп (каждый день свежий суп варит! Не то что мы — самое частое — раз в три дня), потом готовит второе и умудряется хоть одно окно да вымыть.
Спускаюсь на улицу и смотрю: и правда! Все окна блестят зеркальным чистым блеском. Все, кроме наших. Наши — пыльные, серые. Вот стыдобища-то!
Ну что ж… Не будем со своим уставом ходить в чужой монастырь. Будем мыть окна.
Я покупаю средство под названием «Окена», бумажные салфетки и — раз-раз: окно блестит. Пять минут всего ушло. Так с тех пор и мою окна, как научилась. И обед готовлю каждый день. Заразительны не только дурные привычки. Хорошему учиться гораздо приятнее.
Но вот одна привычка чехов в наш быт не вошла и не войдет никогда. Увы. Но знаю, что говорю.
У них очень трепетно относились к чистоте, в том числе и к чистоте полов, поэтому переобувались еще перед дверью квартиры. И оставляли за дверью свои туфли, ботинки и сапоги. А уходя, перед дверью ставили домашние тапочки.
Удобно?
Безусловно!
Но как-то эта беспризорная и беззащитная обувь резала мне глаз. Стоит себе, а хозяева в это время за закрытой дверью развлекаются… Мало ли чего… Но ничего вообще не случалось! Обувь не пропадала. Как оставляли, так и стояла.
