Сергей Девятов - Двор российских императоров. Энциклопедия жизни и быта. В 2 т. Том 2
Один из мемуаристов оставил описание своей карьеры. Гвардейскому унтеру накануне окончания службы предложили перейти к великому князю Павлу Александровичу. Он согласился и несколько лет безупречно служил своему хозяину, однако когда Павла Александровича выслали из России, лишив всех должностей за морганатический брак, унтер оказался не у дел. Но бравого унтера не забыли: вскоре его вызвал к себе старший брат великого князя Павла Александровича – великий князь Сергей Александрович. Он обещал верному слуге при первой возможности определить его снова на место в придворное ведомство. Более того, в 1903 г. во время Саровских торжеств великий князь доложил о судьбе унтера Николаю II: «Император Николай II выразил свое изумление по поводу моего неустройства и посетовал на то, что никто не сказал ему об этом раньше. Тотчас же состоялось распоряжение принять меня на службу ко Двору. После соответствующих переговоров со стоявшим во главе Гофмаршальской части графом Бенкендорфом и его помощником Аничковым я принят был на службу вице-гоффурьером»549.
Еще одной особенностью взаимоотношений слуг и хозяев было то, что слуги считали своим долгом и правом принимать участие в важных событиях в жизни хозяев. В 1830 г. при визите Николая I в Москву к обеденному столу были приглашены не только высшие сановники, но и «старые слуги царские, доживавшие свой век в отставке»550. Когда в 1845 г. стало известно, что дочь Николая I великая княжна Ольга Николаевна выходит замуж, со всех сторон посыпались поздравления, в том числе и от слуг. Спустя десятилетия жизни в Германии Ольга Николаевна благодарно упомянула, что «в России слуги принимают участие в семейных событиях, как нигде в другой стране, – я была тронута их радостью, они целовали мне руку, а моему жениху – плечо»551.
При дворе со стороны членов императорской фамилии бытовало обобщенное название всех дворцовых слуг – «люди». При этом слово не несло особой эмоциональной или сословной окраски, это было просто обозначение прислуги. В первый день рождения императрицы Александры Федоровны в России в апреле 1895 г. Николай II записал в дневнике: «После кофе принимали всех садовников с фруктами и цветами, а также большую депутацию от людей Двора, кот[орые] поднесли каждому из нас по иконе. Камер-фурьер Герасимов сказал очень трогательное приветствие». А в декабре 1904 г. царя на именины поздравили «люди и садовники». Когда царская семья уезжала в Германию осенью 1910 г. для лечения больной императрицы Александры
Федоровны, все слуги «разделяли беспокойство о ее здоровье; они стояли на лестнице, и Их Величества, проходя, с ними прощались: все целовали Государя в плечо, а Государыне руку»552. Во время празднования 300-летия династии в феврале 1913 г. «на пути в церковь все наши люди конюшенной части и загородных дворцовых управлений поднесли нам иконы и хлеб-соль». В октябре 1915 г., когда Николай II получил орден Святого Георгия IV степени, он отметил в дневнике, что «все наши люди трогательно радовались и целовали в плечо».
Еще раз надо подчеркнуть, что ближние слуги работали рядом со своими хозяевами десятилетиями, при этом многие из них так и не обзаводились собственными семьями. Особенно это было характерно для женской прислуги. Камер-юнгфера последней императрицы Александры Федоровны М. Занотти прослужила у нее целых 25 лет, так и не выйдя замуж553.
Бывало и так, что слуги в ближайшем окружении царя внезапно, конечно по императорской воле, резко меняли свою судьбу. Так, в ноябре 1848 г. Николай I приказал «уволить от дежурства на три месяца» истопника его комнат Павлова, изъявившего желание обучаться морской живописи у профессора Айвазовского, а вместо него «выбрать на сие время из находящихся при передних комнатах надежного и исправного истопника, без причисления к комнатам Государя Императора». Вместо Павлова подобрали истопника Чернышова, которого «снабдили нужным платьем», и он был представлен на смотр министру императорского двора. Павлову сообщили, что он должен явиться к Айвазовскому 15 ноября 1848 г., а через три месяца, 6 февраля 1849 г., министр распорядился продлить Павлову отпуск еще на три месяца554.
Стоит сделать несколько замечаний по поводу этой истории. Во-первых, факт определения высочайшим повелением царского истопника в ученики к И. К. Айвазовскому беспрецедентен. Видимо, истопник сумел убедить Николая Павловича в своих талантах. Во-вторых, смотр нового истопника лично министром императорского двора князем П. М. Волконским наглядно показывает, насколько тщательно подбиралась прислуга в императорские комнаты. И в-третьих, за истопником было сохранено его штатное место.
Определенным «моментом истины» становилась смерть императора. Смерть уравнивает всех, и императоры, если была такая возможность, прощались одинаково и с сановниками, и со слугами. Так, в феврале 1855 г. Николай I счел своим долгом проститься перед смертью «с министрами, слугами, дворцовыми гренадерами»555. А в завещании, составленном еще в 1844 г., царь отдельным пунктом упомянул своих ближних слуг: «Ст. 12… желаю, чтоб всей Моей комнатной прислуге, верно и усердно Мне служившей, обращены были их содержания в пансионы. К сей же прислуге причитаю лейб-рейнкнехтов и кучера моего Якова»556.
Следует также отметить, что дворцовая прислуга была очень хорошо информирована обо всем, происходящем во дворце. При этом она владела не какими-то сиюминутными фактами и слухами, а фактически вела многолетний «мониторинг» информации, связанной с первыми лицами империи. Особенно тщательно собиралась информация о жизни императорской семьи. Князь П. А. Кропоткин, служивший во дворце камер-пажом, был поражен тем, что «придворные лакеи тогда рассказывали нам – желали мы их слушать или нет – скандальную придворную хронику. Они знали решительно всё, что происходило во дворцах. То была их среда. Система шпионства, практикующаяся во дворце, а в особенности вокруг самого императора, покажется совершенно невероятной непосвященным»557.
Об осведомленности слуг было прекрасно известно и чиновникам 3-го отделения, одному из которых принадлежит следующая фраза: «Слова и мнения Его Величества должны быть известны нашему отделению. Разве иначе можно было бы вести такое важное учреждение, как государственная полиция? Могу вас уверить, что ни за кем так внимательно не следят в Петербурге, как за Его Величеством»558. И дворцовая прислуга была надежнейшим источником такой информации.
Так, после гибели Александра II в 1881 г. от рук революционеров-террористов в Петербурге была создана антитеррористическая организация «Священная дружина». Эта «подпольная» организация аристократов была дилетантской и активно привлекала прислугу в качестве осведомителей. Например, недалекий лакей обер-гофмаршала А. фон Гроте пытался даже шантажировать хозяина: «Ему давали бы определенную сумму ежемесячно, если бы он подслушивал и давал сведения обо всех разговорах, ведущихся у Гроте»559.
