Борис Фролов - Военные противники России
После Ватерлоо Ней прибыл в Париж. Когда в палате пэров обсуждался вопрос о возможности продолжения борьбы, он решительно заявил: «Мы полностью разгромлены, и никакое новое сражение невозможно!» Это мнение известного своей легендарной храбростью воина явилось для пэров чем-то вроде холодного душа. Нея авторитетно поддержали маршалы Сульт, Мортье и Массена. 3 июля Париж был сдан союзникам.
Наскоро простившись с семьей, маршал Ней уехал на восток Франции, намериваясь эмигрировать в Швейцарию или даже в Америку. Маршал Л. Сюше снабдил его паспортом и деньгами, выделил проводников для перехода швейцарской границы. В те июльские дни 1815 года Ней мог совершенно свободно покинуть Францию, никаких препятствий для этого не существовало. Но не таков был маршал Ней, чтобы спасаться бегством, тем более, что он не признавал за собой никакой вины. Бегство же за границу, полагал маршал, означало был признание им своей вины и бесчестье, которое неминуемо пало бы не только на него самого, но и на его семью. И он решил не покидать Франции. Добравшись до замка Бессони, принадлежавшего родственнице его жены, он остановился там и стал ожидать решения своей участи. Тем временем вышел королевский указ, в котором маршал Ней объявлялся опасным государственным преступником, подлежащим преданию суду военного трибунала. Известие об этом он встретил совершенно спокойно.
3 августа Ней был арестован королевскими жандармами. 19 августа под усиленным конвоем его доставили в Париж и заключили в тюрьму Консьержери. Еще со времен Революции эта тюрьма пользовалась самой мрачной репутацией. Ее ворота распахивались перед узниками лишь дважды — сначала, когда их привозили сюда после ареста, и во второй раз, когда их отправляли на казнь. Между прочим, по пути от замка Бессони до Парижа Нею не раз предоставлялась возможность бежать, но он не воспользовался ею.
Предание военному суду национального героя Франции вызвало бурю эмоций в обществе, которое, по существу, раскололось на две части. Одна, меньшая часть, требовала примерно наказать изменника; другая, большая часть, настаивала на снисхождении. Сам Ней не ждал обреченно своей судьбы, а отчаянно защищался. Прежде всего он заявил, что как пэр Франции он не подлежит суду военного трибунала, а его судьбу должна решать только палата пэров. Однако его доводы королевскими властями не были приняты во внимание. Окружение короля жаждало мести и настаивало на проведении именно военного суда (как военный суд рассматривает дела об измене, известно с незапамятных времен). Приказ короля маршалы, назначенные в состав суда, восприняли неоднозначно. Так, Монсей категорически отказался от такой «чести», Массена также пытался отказаться, ссылаясь на свои крайне нелицеприятные отношения с подсудимым, а вот бывший «пламенный революционер» Журдан с готовностью согласился исполнять роль председателя военного трибунала.
Заседание военного суда состоялось 11 ноября, но, к разочарованию королевского двора, его члены (маршалы Журдан, Массена, Мортье и Ожеро) признали себя не вправе решать судьбу пэра Франции. После этого военный трибунал был распущен и дело передано на рассмотрение палаты пэров. Однако и тут маршалам пришлось делать нелегкий нравственный выбор, поскольку многие из них, как и Ней, имели звание пэра.
Палата пэров действовала по указу королевского двора, одержимого жаждой мести. На новом суде, начавшемся 4 декабря, Ней защищался, как мог. Он заявил, что его переход на сторону Бонапарта диктовался волею обстоятельств, ибо он один не мог противостоять воле и желанию всей армии и т. д. Когда один из адвокатов маршала (кстати, роялист, но честно исполнявший свои обязанности) выдвинул как последний аргумент в защиту обвиняемого довод, что его подзащитный является иностранцем (на том основании, что родной город Нея по мирному договору отошел к Пруссии) и не подлежит юрисдикции французского суда, то Ней возмущенно воскликнул: «Нет, я француз, и французом умру!»
У него было много врагов (известно, что еще с юношеских лет ангельским характером Ней никогда не отличался), но немало и сочувствовавших, в том числе русских и английских офицеров из оккупационных войск. Даже были английские лорды, выступавшие в его защиту. Но судьба маршала была предрешена заранее. Впрочем, решил ее сам Ней, добровольно отдавший себя в руки врагов.
На заседании 6 декабря палата пэров признала Нея виновным в государственной измене и подавляющим числом голосов вынесла ему смертный приговор. Из 162 пэров, судивших его, 139 проголосовали за смертную казнь, 17 (в том числе маршал Сен-Сир) высказались за изгнание, 5 пэров (в том числе маршал Макдональд) воздержались. И лишь один из судей проголосовал против смертного приговора. То был молодой французский аристократ из старинного дворянского рода герцогов де Брольи. Любопытно, что судьи, проявившие милосердие, принадлежали в основном к старой аристократии. Но их было немного. Среди пэров, вынесших обвинительный вердикт, оказались и 5 маршалов Франции (Мармон, Виктор, Келлерман, Периньон и Серюрье). Когда читавший приговор дошел до перечисления чинов и титулов Нея, тот прервал его: «Оставьте, к чему это? Я — Мишель Ней, и скоро буду прахом!» Видимо, предвидевший исход суда, маршал Ней воспринял приговор с полным самообладанием. Ни один мускул не дрогнул на лице «храбрейшего из храбрых».
Утром 7 декабря приговор был приведен в исполнение. Власти спешили, опасаясь бурной реакции общественности на вынесенный пэрами приговор. Садясь в карету, в которой его повезли на казнь, Ней сказал сопровождавшему его священнику, пропуская его вперед: «Садитесь, святой отец, прежде меня, зато я прежде вас буду на том свете». Его доставили на перекресток у парижской Обсерватории. Маршал подошел к решетке сада Люксембургского дворца, где предстал перед взводом солдат. Герой многих сражений достойно встретил свой последний час. Как и на суде, Ней одет был в штатский костюм. Ему хотели завязать глаза, но он с негодованием вырвал черную повязку из рук жандармского офицера и бросил ее ему под ноги, сердито прорычав, что более 20 лет без страха смотрел в лицо смерти и теперь, когда она пришла, намерен встретить ее с открытыми глазами, как и подобает солдату. Спокойно, с достоинством, без какой-либо рисовки, он снял с головы шляпу и отбросил ее в сторону. Затем, воспользовавшись короткой паузой, пока жандарм отходил от него, Ней обратился к уже взявшим наизготовку ружья солдатам: «Французы, я протестую против моего приговора! Моя честь…» Ружейный залп оборвал его — и маршал рухнул навзничь. Барабанный бой и крики построенных в каре войск: «Да здравствует король!» довершили мрачную картину казни. Было 9 часов утра 7 декабря 1815 года. Маршал Ней умер, как и жил, без страха. «Прекрасная смерть. Вот как нужно умирать!» — сказал своим офицерам военный комендант Парижа граф Л. де Рошешуар.
