Игорь Шелест - Лечу за мечтой
Включили проектор, и сильный пучок света упал на экран. Андрей увидел перед собой "взлетную полосу" и горизонт.
Он нажал кнопку и спросил:
— Можно взлетать?
— Взлет разрешаю! — услышал в шлемофоне ответ инженера.
Привычным движением Андрей вывел секторы двигателей на весь ход. Шума двигателей, разумеется, не последовало, так как самолет стоял препарированный в ангаре, но Андрей увидел, как машина "тронулась с места". "Взлетная полоса со стыками плит" побежала под него все быстрей, быстрей.
Летчик весь собрался, и лишь только стрелка скорости показала 220, он тронул управление на себя. Нос самолета, тенью отражаясь на экране, взмыл. Андрей ждал, когда скорость подберется к 300 километрам и самолет «запросится» сам в воздух.
Прошли еще секунды, и он «оторвался»… Это оказалось так похоже, что Андрей даже успел просиять, поражаясь, до чего здорово придумали все это инженеры вместе с Барановским… Но тут самолет качнулся в сторону…
Андрей двинул было ручкой, чтобы устранить крен, но полоса перед ним резко перевалилась в другую сторону, и ему пришлось самому ответить ручкой… Дальше началась все возрастающая качка из стороны в сторону, и Андрей уже не знал — он ли раскачивает "взлетную полосу", или она его… Все это длилось не более секунды, и когда «полоса» повалилась совсем набок, Андрей похолодел. Тут он услышал в шлемофоне довольный голос Барановского:
— Андрей Григорьевич, всё! Вы «разбились»… Для подтверждения эксперимента начнем все снова. Уберите «газ».
Свет проектора потух на некоторое время, и, когда зажегся снова, Андрей увидел перед собой опять неподвижную «полосу», и горизонт, и небо.
В последующие дни на моделирующем стенде в ангаре Лавочкина побывали многие летчики-испытатели нашего института. Семен Алексеевич настоял, чтоб был собран как можно больший экспериментальный материал, чтобы он не вызывал никаких сомнений. На стенде пробовали «взлетать» Богородский, Васин, Галлай, Гарнаев, Шиянов. И вот что интересно: никому из них так и не удалось «взлететь», чтобы в следующую секунду не «разбить» самолет.
Так впервые в практике испытаний, исследований обнаружилось совершенно новое и неведомое ранее явление сдвига фаз в системе необратимого гидравлического управления — управления весьма перспективного, но только начинающего свою историю.
Электронно-моделирующий стенд позволил вносить изменения и улучшения в управление, и после многочисленных экспериментов, в которых сперва летчики «разбивали» самолет сотни раз, а он все стоял в ангаре недвижимым, в конце концов удалось подобрать и отладить управление так, что самолет стал «взлетать» в ангаре каждый раз безупречно.
Вскоре и сам самолет подготовили к полетам. Кочетков произвел на нем первый вылет. На этот раз вполне успешный. И пошли у него полет за полетом деловые испытания «анаконды» 2-й.
6. ТрубаВсе шло у Кочеткова хорошо. А когда длительное время день за днем дела идут гладко — тут и жди неприятностей. К тому же, не надо забывать, наступила осень 1957 года, и ловить погоду для испытательных полетов стало труднее.
К этому времени второй экземпляр «анаконды» — а правильней сказать самолета-"дублера" — был уже испытан Андреем Кочетковым довольно обстоятельно. Однако, если говорить откровенно, не нравился летчику обзор на «анаконде» при заходе на посадку, когда из-за уменьшения скорости длинный нос перед фонарем пилота приподнимался и загораживал собой землю впереди.
Андрей Григорьевич говорил об этом конструкторам. Но в носу, как вы уже знаете, помещалась мощнейшая радиолокационная аппаратура, и конструкторы ничего кардинального не могли тогда с этим поделать. Отклоняемых в полете носов фюзеляжа, как, например, теперь в ТУ-144, у нас еще не применяли.
И кто бы знал, что именно этот органический дефект, порожденный другим достоинством, дефект обзора «анаконды» в тот злополучный день, о котором дальше пойдет речь, сыграет такую исключительную «шутку» с Кочетковым.
Как-то проснулось утро, будто такое же, как и предыдущее, хмурое, с низкой облачностью, с сырой туманной дымкой. Из окна летной комнаты сперва не было видно крайних самолетов на линейке, и летчики занялись кто чем: одни притихли за газетами, у шахмат, другие в спортзале рядом играли в волейбол. Позже, когда стали собираться вместе в своей «кают-компании», кто-то первым заметил, что уже видна колокольня на бугре. Ох эта колокольня, как часто она подводила нас!
Диспетчер сказал по селектору, что видимость стала лучше, и назвал тех, кому лететь… Кочетков тоже пошел одеваться. А через полчаса в окно увидели, как он поднялся вслед за другими самолетами на «анаконде».
Видимость все же была так… на троечку с минусом. Но самолеты ушли за облака, а там днем всегда лупит солнце.
Прошло еще время, может, с полчаса. И тут как-то сразу в летную комнату вползло беспокойство… Глянь в окно… Опять с реки наползает туман! Опять не видно колокольни на бугре.
Руководитель полетов заволновался на старте и дал команду всем, кто был в воздухе, немедленно прекратить задание, идти к аэродрому и садиться… "Срочно садиться! Всем!"
Через три минуты послышалось гуденье первых машин за облаками. Еще через пару минут, продираясь сквозь густую мглу и морось, на полосу стали заходить самолеты помельче, что были попроворней.
Хуже пришлось Андрею.
Он и в хорошую-то видимость из-за длиннющего носа «анаконды» плохо видел посадочную полосу при планировании перед посадкой, а тут еще такой мрак!
Первый раз он зашел на аэродром и, когда увидел, что оказался под углом к полосе и уже подвернуться не сможет, прибавил двигателям обороты и ушел снова на круг. Сразу же снова скрылся в облаках.
Прошло какое-то время, минут пять, гул двигателей стих, и мы теперь уставились туда, откуда он должен был вынырнуть к началу полосы… И он вынырнул. И увы, снова в стороне от нее. Уж и не помню, почему ему не помогли тогда зайти точно, корректируя посредством наземного радара…
Снова взвыли двигатели, и «анаконда» исчезла в сгущающемся с каждой минутой мраке.
На третий раз Андрей собрал в кулак всю свою волю и по каким-то мелким ориентирам под собой сумел все же зайти так, чтобы оказаться точно в створе полосы, хотя и увидел ее край в каких-нибудь трехстах метрах перед собой… Уже было пора выравнивать машину из угла, и, когда он выбрал ручку на себя, нос «анаконды» совсем закрыл от него посадочную полосу.
Боковым зрением Андрей видел, как мчится на него земля… Высоты оставалось каких-нибудь метров двадцать, и он еще попробовал немного подтянуть двигателями, чтобы надежней оказаться над краем бетона, но двигатели не отреагировали. И тут его ошеломил страшный удар. Андрей сгоряча не заметил, как резко качнулся головой вперед. Плечевые ремни он ослабил, носясь в тумане, чтобы они не стесняли его движений в этой обстановке. А когда произошел удар, он по инерции стукнулся лицом о коллиматорный прицел.