Дмитрий Шепилов - Непримкнувший
Мы внимательно изучили, что же такое джонка.
Каждая джонка или сампан — это жилой дом, перегородки делят его на комнаты, балдахины или доски служат крышей. Некоторые джонки внутри красиво отделаны и чисто содержатся, другие представляют собой отталкивающие клоаки.
Везде идет варка пищи, стирка белья, возня с детьми. Мы беседуем с обитателями сампанов. Перевозчик грузов, резчик по кости, рикша, чернорабочий — люди самых различных профессий. Молодые кантонки игриво предлагают покататься на лодках; безработица и нужда ещё очень велики, и проституция далеко не упразднена.
Мы бродим по улицам. Множество людей в магазинах, лавчонках, харчевнях, у крошечных мастерских кустарей. Магазины, лавки и лотки завалены всякими изделиями. Здесь на поверхности видны следы прежних мануфактур и ремесленных гильдий.
Вот ряды мастеров, занятых резьбой по слоновой кости. Подхожу к хозяину ремесленной мастерской. Он же единственный её работник, продавец своих изделий. Он же — глава многочисленного семейства. Небольшого роста. В полуистлевшем и многократно залатанном одеянии, босиком. Кажется, что весь он состоит из костей и выжженной морщинистой кожи. Живые умные глаза и добрейшая, милая улыбка. Вся его мастерская размером с крышку письменного стола. Крошечный верстачок. Сверло от ножного привода, несколько самых примитивных ножичков и шил. Вот и всё. И этим инструментом он заканчивал как раз делать башенку из слоновой кости такой тончайшей работы, такого художественного совершенства, что башенка с достоинством могла бы занять почетное место в музее.
Я высказал этому волшебнику свое восхищение. В ответ глаза и всё его измученное в трудах лицо озарилось таким счастьем, что, кажется, в благодарность он готов был отдать мне всё, что сотворили его золотые руки.
Ту же картину видел я в соседних рядах у мастеров по бамбуку и шелку — вееров, чемоданов из буйволовой кожи, шкатулок, плетеных корзин, шляп, жестянщиков, мебельщиков, игрушечников, мастеров лака, кружев, фарфора… И я думал: если дать этому народу в руки технику, современную могучую технику, то при их неприхотливости, трудолюбии, дисциплине китайцы, одни только китайцы могут завалить весь мир самыми добротными продуктами и товарами. А ведь наряду с китайцами существуют и другие огромные миры: русские, индийцы, африканцы, американцы, французы, итальянцы… Как богата и красна станет жизнь, когда мы покончим на всей земле со строем частнокапиталистического свинства.
На море тайфун. Иногда он причиняет большие бедствия: на Хайнане и других прибрежных островах сносит целые селения, валит огромные рощи. Но пока он ещё далеко, и кантонцы живут обычной жизнью. Город — как муравейник.
Кантонцы внешне больше похожи на малайцев, индокитайцев или индонезийцев. Отличны они от Севера и Центрального Китая и по одежде. В Кантоне и вообще в провинции Гуандун почти не встретишь синих хлопковых пар. Кантонцы в большинстве своем ходят в одежде из черной ткани. У кантонок блестящие черные волосы, зачесанные назад. Много женщин ходят и работают с ребенком, привязанным платком на спине. Малыши стоически переносят свою незавидную участь— смотреть всё время в спину матери. На головах у кантонцев соломенные широкополые шляпы, на многих нанесены иероглифы. Я покупаю себе такую шляпу. Она и теперь часто напоминает мне далекие и дивные края у реки Жемчужной.
Зной тем временем становится одуряющим. Но биение жизни города не ослабевает. По улицам тянутся разномастные автомашины, рикши, велосипеды, упряжки с ослами и буйволами. Вереницы босых кантонцев с коромыслами на плечах тащат в корзинах бананы, виноград, ананасы, персики, апельсины, лимоны, диковинный для нас фрукт личжи, пахнущий смешанным ароматом абрикоса, ананаса и чайной розы. Всюду лотки, тележки, лавчонки, походные харчевни со всякой снедью и зеленью. Настоящий водоворот на набережной. Тут гиканье носильщиков, гудки автомобилей, звонки трамвайных колоколов. И пронзительный вой электрических звонков, которыми регулировщики направляют уличное движение. Сколько необычных красок, шумов, ароматов. В отличие от Пекина и Шанхая здесь почти нет европейцев. Поэтому мы привлекаем общее внимание, особенно мальчишек, они гурьбой с криками сопровождают нас от дома к дому.
При выезде из Пекина кто-то из китайских лидеров сказал мне:
— Будете в Кантоне, обязательно посетите кантонский рынок, он существует многие века, и там много интересного.
И вот мы на рынке. Зрелище действительно незабываемое. Огромные ряды со снедью: зеленью, фруктами, мясом, рыбой… Вот лавки с освежеванными тушками. Они напоминают тушки баранов, и только большие хвосты выдают их родословную: это— собаки. Хвосты не отрубаются для доказательства, что это именно собаки, ведь собачье мясо дороже бараньего и говяжьего. В соседних рядах и лавках продаются черепахи, кошки, какие-то неведомые мне животные, напоминающие ящериц, но обросшие рыжей шерстью. Всё это идет кому-то на стол.
Когда мы отправлялись в поездку по стране, Мао Цзэдун, в числе других рекомендаций, предупреждений и напутствий сказал, улыбаясь:
— Когда будете на нашем Юге, вас, конечно, будут угощать змеями. Не смущайтесь. Впрочем, это принято у нас не только на Юге. Да это и понятно: если бы кантонцы не ели змей, змеи съели бы всех кантонцев.
И вот мы в змеиных рядах кантонского рынка. В проволочных клетках змеи разной величины и расцветок. Недвижимо лежит толстенный удав. В других клетках змеи разных пород сплелись в клубки. Покупатель подходит к продавцу с лукошком, сделанным из выдолбленной тыквы. Особой палкой с расщелиной на конце хозяин зацепляет облюбованную змею около затылка и опускает в лукошко.
Я спрашиваю: ядовиты ли эти змеи? Китайцы отвечают:
— Ядовитые. Неядовитых мы не едим. Они — поганые.
Много интересного оставило в памяти посещение в окрестностях Кантона госхоза по выращиванию бананов, ананасов и каучуконосов.
Гуандунская деревня имеет свой особый облик. Красноземные почвы здесь богаты и плодородны. Обилие влаги и солнца позволяет выращивать по 3 урожая различных зерновых в год, а на овощном направлении хозяйства — по 5—7 урожаев.
Главная культура и главный продукт питания в этой зоне — рис. Но возделываются и многие технические и цитрусовые культуры; табак, арахис, джут…
К нашему приезду земельная реформа в Гуандуне уже была проведена. Земля от крупных помещиков, военной и гражданской высшей бюрократии перешла в руки крестьян, объединившихся в кооперативы. В лучших помещичьих владениях формировались госхозы.
Как и во всём Китае, в гуандунской деревне живут очень тесно. Одна фанза прилеплена к другой, с глухими стенами, выходящими на узенькие улочки. Дворики у фанз микроскопические: каждый пригодный вершок земли идет под посевы. Внутри фанз тоже невероятная скученность. Прямоугольная коробка каркаса на деревянных столбах. Каменные, саманные или сырцовые стены — по-разному в разных зонах страны. Покатая крыша, в большинстве зон — соломенная или камышовая, в некоторых зонах черепичная. Окна всегда обращены во двор. У входных дверей, как правило, кухня с очагами и дымоходами. Очаги дают огонь для варки пищи, и тепло для канов — широких нар с подогревом. Каны служат местом принятия пищи на низких столиках, они же — место для сна. В южных зонах страны топки часто помещаются снаружи дома.
