Кристоф Рехаге - Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой
Однажды, августовским вечером, мы шли с Джули по жарким влажным улицам Чэнду. Я оставил свои фотокамеры в отеле, потому что мы отправлялись ужинать. Я держал ее руку в своей.
Когда мы проходили мимо цветочного магазина, она остановилась и показала на него. Дверь была открыта, и я увидел длинные тонкие шеи, тянувшиеся в неоновом свете, белые головки, чашеобразные и нежные…
– Мои любимые цветы, – сказала Джули. Она знала их немецкое название, но выговаривала его как имя подруги, которая послала тогда ей за меня засоленную рыбу: «Карла».
Я живу в Мюнхене, у родителей Луизы. Они в отъезде, я получил ключ от дома и нахожусь здесь один. Дни похожи один на другой. Я встаю, принимаю душ, выхожу на улицу и гуляю по городу. Когда я прохожу мимо цветочного магазина, я спрашиваю, нет ли у них каллы, белой, если можно. Я отношу ее к Джули и кладу перед дверью. Потом дальше тенью хожу по городу, который я так ненавидел во время учебы.
Через неделю я получаю имэйл от одного из ее соседей. Он говорит, что цветы прекрасны, но я должен знать, что Джули нет дома. Она уехала к подруге.
Я покупаю валерьянку, чтобы снова спать по ночам. Я лежу ночью в пустом чужом доме на кровати и смотрю в потолок. Две недели назад я был еще у Бурхана и растягивался на твердом ковре. Сейчас я в мягкой постели, у стены стоят полки с кучей книг. Я должен бы порадоваться им, ведь за весь год я прочел лишь одну книгу, историю о человеке, живущем на юге Китая, который теряет всю семью и в конце концов находит покой.
Утром пятого ноября я просыпаюсь и вижу на телефоне сообщение от Джули. Она хочет встретиться со мной в кафе на реке Изар через два дня.
Я ликую. Я выхожу из дома и проглатываю большой гамбургер с картошкой фри. Плюс к этому я покупаю мягкое мороженое. Я снова и снова смотрю на это сообщение. Встреча, кафе, Изар.
Мир неуловимо изменился. Ночью президентом Соединенных Штатов выбрали Барака Обаму, все телепередачи, газеты и журналы показывают его фотографию. А он говорит всегда только одно слово: «Change», и выглядит очень оптимистично.
Седьмого ноября, во второй половине дня, я вхожу в кафе и оглядываюсь: деревянная облицовка, спиртные напитки за прилавком, музыка лаунж, атмосфера шика. Я думаю: «О, Джули, почему здесь?» Потом я сажусь за столик. Я пришел более чем на час раньше.
Я просматриваю карту напитков: кофе, соки, кола, вода, алкоголь. Многообещающие названия, содержащие в себе виски, ром, водку и текилу.
Я заказываю апельсиновый сок.
Потом иду в туалет.
Выпиваю свой сок и прошу официанта убрать со стола. Джули не должна видеть, как долго я здесь сижу.
Снова смотрю на карту напитков и расшифровываю, что написано мелким текстом под отдельными напитками. Номер один содержит хинин. В номере два есть консерванты.
Смотрю в окошко, бросаю взгляд на телефон. Размышляю, не сходить ли еще раз в туалет.
Потом приходит она. Она стоит в дверях и оглядывается. Я машу рукой, она подходит ко мне. Она улыбается, и мне кажется, что я сейчас упаду со стула.
Я говорю:
– Ты прекрасно выглядишь!
На самом деле я хочу сказать, что она прекраснее всего на свете. Она в облегающем черном платье, веки у нее немного подкрашены тенями. Я смотрю в ее глаза, и они напоминают мне ночное небо в Гоби, такие же черные и светящиеся.
Она отвечает:
– Ты тоже хорошо выглядишь.
Я делаю вид, как будто изучаю карту напитков. Потом говорю:
– Я думаю, что возьму апельсиновый сок.
Она берет манго. Мы обмениваемся парой вежливых слов.
Потом она говорит, что мы видимся в последний раз.
Я стою потерянный на берегу Изара и плачу.
– Я буду ждать тебя, – сказал я ей, а она ответила:
– Не жди.
Я бегу обратно в кафе. Ее там больше нет. Я звоню на ее мобильный, он выключен.
Улицы Мюнхена кажутся мне серыми. Они все одинаковые. До моего дня рождения осталось два дня, и я не хочу здесь оставаться.
Я возвращаюсь домой, собираю вещи и убираю все за собой. Я пристегиваю камеры, закидываю за плечи рюкзак, бросаю ключи на почтовый ящик и выхожу за дверь. Она защелкивается за мной. Здесь, на севере Альп, куда стекаются туристы, я не выделяюсь из толпы. И все же я предпочитаю идти по закоулкам.
На вокзале я покупаю билет до Айфеля. Там живет мой двоюродный дедушка из Венгрии, мы раньше праздновали у него каждое Рождество. Прошло больше трех лет с тех пор, как я был у него в последний раз. Ранним вечером я приезжаю в Айфель. Моя двоюродная бабушка уже стоит на перроне.
– Кристи, – говорит она, выговаривая «р» так же, как и большинство венгерских родственников в нашей семье, в семье мамы.
– Ты хочешь есть? – спрашивает она.
– Я хочу к маме, – говорю я.
Мама лежит недалеко от дома моего двоюродного дедушки. Мы поднимаемся на холм, проходим через открытые ворота и идем через ряды могил. Под нашими шагами хрустит гравий. Я спрашиваю себя, где я слышал этот звук в последний раз. В гравийном карьере братьев Чжоу? На подъезде к дому, в котором я прятался от пчел?
Мы останавливаемся перед небольшим камнем, за которым растет деревце. Горит лампадка, наверное, ее зажгла моя двоюродная бабушка.
Я молчу несколько минут, потом я показываю на деревце и говорю:
– Оно подросло.
Моя двоюродная бабушка смотрит на меня, я пытаюсь улыбаться. Это мне не удается. Я опускаюсь на колени.
Мы подходим к дому, мой двоюродный дедушка открывает нам дверь. Он радуется мне.
– Что же за дела ты творишь, Кристи? – спрашивает он, прижимает меня к себе и целует в обе щеки.
Вечером мы долго не ложимся спать. Мы сидим на кухне. На столе стоит хлеб с твердой корочкой, сыр, перец и салями. Вокруг нас летает облачко сладковатого дыма от сигары.
Я рассказываю о своей поездке, о том, как я вышел из Пекина год назад, о больших городах, об угольных землях и ночи, проведенной в снегах, о храмах, пустынях, верблюдах и яках, о песчаных бурях и учителе Се.
Он понравился моему двоюродному дедушке, особенно ему понравилась история о черепе яка.
– Твой учитель полностью прав, – говорит он, – если ты нашел один, то непременно хочется подобрать к нему второй!
Он со вкусом затягивается сигарой. Потом он рассказывает мне о том, как сбежал из Трансильвании больше тридцати лет назад. Как он приехал в Германию, чтобы учиться здесь и выкупить остальных родных. В этой истории много беготни, и я слышу ее впервые.
На следующий день мне звонит отец. Он говорит:
– Завтра у тебя день рождения, ты не хочешь приехать домой?
Я отвечаю, что не могу.
И вот мне исполняется двадцать семь. Дверь открывается, за ней стоит вся моя семья: Беки, Руби, мой отец, его подружка и даже Пак, они приехали из Бад-Нендорфа. С ними приехали мои кузины.
