Апполон Кузьмин - Татищев
Усиление крепостнического пресса приводило к массовым побегам крестьян на окраины страны и за ее рубежи. Это вызывало беспокойство Татищева, и он советует следить за тем, чтобы «подданные из государства не имели причины за границы уходить и места нужные опустошать». Наоборот, нужно стремиться к тому, чтобы заселить «великие пустыни» народом, в том числе «приходящими из-за границ».
Впервые в истории русской общественно-экономической мысли Татищев предлагает создать «банк долговой», «с умеренным ростом» (то есть с невысоким процентом). Банк будет способствовать развитию фабрик и заводов, а также торговле, государство же будет получать прибыль как от процентов, так и главным образом через «умножение сбора пошлин».
Таким образом, в связи с частным вопросом Татищев излагает целую программу преобразований, которые могли бы поднять благосостояние страны. Формальная связь заключалась в том, что перепись была нужна для упорядочения основного обложения.
Татищев предлагает позаимствовать опыт Швеции, где «свидетельствуют оклады чрез седьм лет без всякой трудности и отягощения народа». Это достигается за счет, того, что переписи возлагаются на выборных «от шляхетства, духовенства и граждан, под правлением губернаторов».
В 40-е годы XVIII столетия власть помещиков над крестьянами возросла как никогда ранее. Продолжался и процесс расширения сферы применения крепостного труда. В конечном счете именно крепостное право являлось источником всевозможных злоупотреблений. Татищев это осознавал. Но он осознавал и то, что ни правительство, ни помещики не допустят сколько-нибудь существенного изменения сложившегося положения. Поэтому он подходит к вопросу издалека. Он обращается к истории и устанавливает, что «до царя Федора крестьяне были вольны и жили за кем хотели». Он пытался убедить правительство и помещиков в том, что такой порядок был выгоден им самим, поскольку закрепощение создало трудную проблему беглых, подтолкнуло помещиков на разные ухищрения и в отношении друг друга, и в отношении казны. И совершенно недопустимым считает Татищев превращение в крепостных тех крестьян, которые оставались к этому времени свободными. Он возмущается, что офицеры, «определенные к переписи», принуждают записываться «к своим или приятелей своих деревням» «вольных людей» «противо их воли».
Инструкция о проведении ревизии предусматривала излишнее духовенство определить на службу или раздать «в оклад». Татищев предлагает найти более целесообразное применение этой части населения, учитывая, что оно владеет грамотой. Особенно его беспокоит судьба учащихся епархиальных и других училищ. Он советует «при церквах приходских для обучения в городах гражданских, а в селах дворцовых людей и крестьянских детей хотя писать и читать училища учредить, и учителей иметь, дабы чрез то как в домоправлении, — так и в войске грамотных не оскудевало, о чем во всех христианских государствах прилежно стараются». В порядке поощрения Татищев предлагает «детей крестьянских, которые обучатся, в рекруты не отдавать, разве которой сам себя кражею, пьянством и другим злодейством тоя милости лишит».
Не покушаясь на крепостной порядок в целом, Татищев ищет способы ограничения его действия. Он предлагает ограничить пятнадцатью годами срок солдатской службы, после чего отслуживших следовало «отпущать на волю с их детьми, к кому кто похочет и у тех их писать самих не в оклад, а детей в оклад». Исключение делалось лишь для тех, кто сам себя изувечит или выйдет из строя «от французской и тому подобной самохотной болезни».
Хотя «сдача в рекруты» в 40-е годы оставалась самой грозной мерой наказания, многие крестьяне готовы были идти в тяжелую армейскую службу, лишь бы избавиться от невыносимого крепостнического гнета. Ограничение срока службы, безусловно, сделало бы армию еще более притягательной для помещичьих крестьян. Для государства в целом такая мера сулила большие выгоды, поскольку позволяла иметь обученный резерв и значительно сократить численность войск, непосредственно находящихся под ружьем. Принятие плана Татищева могло создать также очень действенный канал постепенного «раскрепощения» крестьянства. Но план этот был нереален именно потому, что дворянство давно уже ставило свои корыстные интересы выше государственных, а государственная машина все менее была способна представлять государственные интересы.
В предложениях Татищева не было почти ничего не исполнимого. И кое-что из его программы преобразований и усовершенствований было реализовано во второй половине XVIII столетия. Однако большинство его предложений осталось лежать втуне. Правительство все более руководствовалось не соображениями государственной пользы, а стремлением удовлетворить корыстные интересы класса феодалов, потребности которого все далее расходились с объективными требованиями государственного организма.
К рассмотренному «Рассуждению» примыкает и «Разсуждение о беглых мущинах и женщинах и о пожилых за побег». Кое-что здесь и прямо повторяется. Однако во втором «Рассуждении» имеются и новые темы. Особенно интересны следы глубоких раздумий Татищева о социальной сущности явлений, раздумий, поведших его к некоторым далеко идущим выводам. Татищев зачеркнул в своей рукописи две фразы, как будто исходные для всего рассуждения: «Побег людей от их господ — тяжкое преступление закона», и «Закон наш гражданский определил всем быть непременно и наследственно рабами». Именно из этих положений исходила социально-юридическая практика XVIII века. Татищев же усомнился в их правильности и целесообразности.
Сомнение по поводу разумности существующего положения теоретически было обозначено еще в «Разговоре». Но там вопрос ставился именно теоретически, без выхода на практику. Теперь, напротив, Татищев пытается оценить с точки зрения теории реальную повседневную практику.
Как и в «Разговоре», Татищев обращается к закону естественному и гражданскому. Он рассматривает две категории зависимого населения холопов и рабов. Холопство основано на договоре и не может распространяться на детей договаривающихся. Следовательно, незаконной признается полуторавековая практика, поскольку именно таким путем крепостное право охватило значительную часть крестьян. Другой путь — порабощение. Рабство устанавливается прямым насилием. А это делает его и вовсе незаконным. «Раб самим ли его господином покоренной или от покорившего наследством и куплею полученной, имеет право от онаго насилия или покорения искать свободы, как токмо может способ тому улучить». Не имеет, следовательно, значения, сам ли господин поработил данного несвободного, или купил его — раб имеет право «искать свободы».
