Святослав Рыбас - Красавица и генералы
Бунтуй, народ, подымайся от края и до края, вооружайся чем можешь, возьми в топоры все буржуазное и помещичье отродье.
Они собираются устроить нам - рабочим и крестьянам - кровавую баню. Так дадим же мы им эту кровавую баню.
Горе Деникину, смерть деникинцам! Где бы они ни находились, всегда их должна настичь шашка повстанца, вилы и топор крестьянина.
Да здравствует всеукраинское народное восстание.
Да здравствуют безвластные советы рабочих и крестьян.
Да здравствует социальная революция.
Командующий революционной повстанческой армии Украины Батько Махно.
Культурно-просветительный отдел при повстанческой революционной армии".
Листовка попала к Илье на руднике. Это неудивительно. Граница с Украиной всего в нескольких верстах.
- Поехали, Илья, - сказала Нина. - Это все глупости.
- Отрубят башку и не почухаются - буркнул Илья, поднимаясь на передок. - Зараз хохлы злые.
Он явно имел в виду ее желание забрать урожай с земли, захваченной мужиками. И Нина знала, что без воинской команды там не обойтись.
- Ты не бойся! Ты казак или баба? - отвечала она. Поехали, кучер продолжал бухтеть, но не поворачивался к Нине. Она не стала пререкаться. Пусть побухтит. Она все равно возьмет воинскую команду и попросит мужиков поделиться хлебом, который вырос на ее земле. "Возьмут в топоры, - подумала она о махновской угрозе. - А чем мне людей кормить?"
- Илья! - сказала Нина в широкую, с влажной полосой меж лопаток спину кучера. - По закону я должна получить с них аренду... Без хлеба шахтарчуки работать не будут, за деньги ничего не купишь.
- Угу, - сказал Илья. - Жизня ничего не стоит, а жратва дорогая. Я этих хохлов знаю. Спалили вам усадьбу, теперя они паны...
- Шахтарчукам нужен хлеб, - решительно произнесла она. - Уголь жрать они не будут, объявят забастовку...
- Видать, вы не угомонитесь, - оборачиваясь, усмехнулся Илья. Запенились на хохлов за прошлую обиду, а чтобы по-настоящему их покарать силов таких нет. - Он потряс кнутовищем. - Я бы им всем чумбур на глотку!.. Не будет с ними мира, пока глотку не захлестнуть. Я бы всех передушил... Илья взмахнул кнутом над спиной лошади, но не ударил, пожалел.
- Всех не передушишь, - возразила Нина. - Проще самим удавиться, а мы должны пожить и наладить порушенную жизнь. Мы - голова, а они - тело, нас не разделишь.
- Тело новое нарастет, - твердо вымолвил кучер. - А вас рубить будут нещадно...
- Но аренду я все ж потребую, - сказала Нина.
- Требуй, Петровна! Справляй свое дело против ворогов, все одно другого путя нету.
Нине требовалось добыть несколько возов муки для рудничной лавки, и она, не сомневаясь в решении, пошла на прямой риск - взыскать с мужиков "третий сноп", третью часть урожая. Это право, данное землевладельцам как Донским правительством, так и Особым совещанием при главнокомандующем, она не могла осуществить без военной силы. Поэтому как не учитывать риск махновщины и мужицкой мести? Она помнила предложение мужиков оставить ей земельный душевой надел и таким образом заключить вечный мир. Но такой мир был для нее хуже войны.
Пока добровольческие полки, не обращая внимания на дырявый тыл, с кровопролитными боями продвигались к Москве, здесь в Дмитриевском и во всем Макеевском горном районе, где командовал казачий есаул Жиров, не было никакой уверенности ни в чем. У Нины даже не было своего дома, и она по-прежнему жила у Игнатенковых на погибающем хуторе вместе с сыном и двумя женщинами, Хведоровной и Анной Дионисовной. До постройки дома на пепелище григоровской усадьбы у Нины еще не доходили руки. Могли стройку спалить смирные мужики, да и не лежала душа: чужой была и доныне оставалась усадьба. Нине виделся через год, когда гражданская война кончится, совсем новый по архитектуре особняк и вообще новая жизнь, в которой главным будет свобода и отсутствие страха.
А пока же все Ниной воспринималось как временное обиталище и как временная деятельность, в чем, правда, она стремилась добиться устойчивости.
Белые, красные, зеленые, махновцы, и если честно, то и бессовестные братья-союзники - все эти, а может, и не только эти силы, окружавшие вдову-горнопромышленницу, мешали ей.
Даже Симон, непотопляемый Мефистофель, говорил, что ему надоели соотечественники, они опозорили имя французов, уведя весной во время эвакуации Одессы пятьдесят пять русских военных и гражданские судона. Симон устал от неразберихи. Константинопольская негоция Нины казалась ему пустячком, и он мечтал ускользнуть из Дмитриевского в Новороссийск, чтобы заняться чем угодно, хоть валютной спекуляцией, лишь бы не томиться при полумертвом заводе.
А куда ускользать Нине? Она ощущала, что живет в горящем доме и никто не поможет. Наоборот, ждали помощи от нее.
- Доченька, золотце, хлеб надо косить, - приставала к ней Хведоровна. Ты найди кого, чи давай нам кучера Илюшку.
С грустью взирала Нина на рассыпающееся хозяйство. Пшеница уже перестаивала, быки были нечищеные, полуголодные, лошадей увели красные, осталась слепая на один глаз кобыла, а обе коровы с телятами, которых некому было пасти, толклись по базу, мучимые жарой и слепнями. Вдобавок, на кур напала свирепая куриная чума, и они перемерли, не осталось на развод ни единой пары, орловских и польских, которыми кохался покойный Родион Герасимович.
Нина советовала старухе продать быков, корову, обоих телят, но Хведоровна не хотела ничего упускать и просила найти работников. Оставшись со снохой, старуха понимала, что конец хутора будет и ее концом.
- Она кавуны солит, - шепотом жаловалась Хведоровна на Анну Дионисовну. - Пся кров поганая! Не хоче коров попасти.
И вправду было странно, что Анна Дионисовна в эту пору решила вымыть в погребе бочки и засолить арбузы.
Видя полный крах, Нина предложила бедным женщинам скупить на корню весь хлеб и создать на руднике малый запас. Хутору пришел бы конец, зато они получили бы денежную поддержку.
- Не заважай - отмахнулась Хведоровна. - Це моя земля, краше мэнэ вмэрты тут... - И не стала дальше разговаривать.
Она не хотела понимать, что ее слова о смерти - это не доказательство, а сама смерть. Без хлеба, без работников, без хозяина - не выживут и вправду лягут на эту сухую, пыльную землю. Неужели повторится то же, что было с Макарием? За мешок муки?
Нина все же надеялась переубедить Хведоровну, но вместе с этим предприняла необходимые действия для взыскания "третьего снопа". Ее не могло остановить, что по отношению к мужикам она уподобится насильнику, а они станут защищать свой мешок муки и дело может закончиться убийством. Равно как не могли Нину остановить и распоряжения управления торговли и промышленности. Она продолжала продавать уголь в Константинополь через Мариупольскнй порт, где его грузили на французские (бывшие русские) суда.
