Андрей Болотов - Записки А Т Болотова, написанных самим им для своих потомков
Теперь кстати расскажу я вам, любезный приятель, одно случившееся около сего времени со мною происшествие, которое, по важности своей относительно до меня, особливого примечания достойно. В один день, и как теперь помню, пред обедом, когда мы все были дома, приезжает к нам тот самый г. Орлов, который в последующее время был столь славен в свете, и. сделавшись у нас первейшим большим боярином, играл несколько лет великую ролю в государстве пашем. Я пчел уже случай, в прежних письмах своих, сказывать вам, что сей человек был мне знаком но Кенигсбергу, и тогда, когда был он еще только капитаном и приставом у пленного прусского королевского адъютанта, графа Шверина, и знаком более потому, что он часто к нам хаживал в канцелярию, что мы вместе с ним хаживали танцевать по мещанским свадьбам, танцевали вместе на генеральских балах и маскарадах, и что он не только за ласковое и крайне приятное свое обхождение был всеми нами любим, но любил и сам нас, а особливо меня, и мы с ним были не только очень коротко знакомы, но и дружны. Сейто человек вошел тогда вдруг в залу, где я с прочими находился, и как он был все еще таков же хорош, молод и статен, как был прежде, то нельзя мне было тотчас не узнать его, и как я об нем с того самого времени, как он от нас тогда с Швериным поехал, ничего не слыхал, и не знал, не ведал, где он и находится, то обрадовавшись неведомо как сему нечаянному свиданию, не успел его завидеть, как с распростертыми для объятия руками, побежал к нему, закричав:
"Ба! 6а! ба! Григорий Григорьевич!..." А он, в ту же минуту узнав меня также, с прежнею ласкою ко мне воскликнул: "Ах! Болотенько! (ибо так всегда он меня любя и шутя в Кенигсберге называл): друг мой! откуда ты это взялся? каким образом очутился здесь? Уж не в штате ли у Николая Андреевича?"
- Точно так! отвечал я ему, обнимающему и целующему меня дружески: флигель его адъютантом!.. Ах, Боже мой! продолжал я, как я рад этому, что тебя здесь нахожу и вижу здоровым и благополучным! - "Ко мне, ко мне, братец, пожалуй! сказал он: я живу вот здесь близехонько, подле дворца самого, на Мойке!" - Но скажи ж ты мне! подхватил я: где ж ты ныне находишься и при чем таком! Вот уж не в полевом прежнем, а в артиллерийском мундире; уже не сделался ли ты, враг{10} артиллеристом? - "Здесь, здесь! братец, отвечал он захохотавши: точно артиллеристом и господином еще цальмейстером при артиллерии!"
Ну, поздравляю ж, поздравляю тебя, Григорий Григорьевич, получив чин сей! Дай Бог тебе и выше и выше. Еще ты лучше и пригоже в этом мундире! Ей, ей, красавец! Сущий враг!
Я хотел было далее говорить, но вошедший в ту минуту к нам генерал наш помешал мне в том, и, увидев г. Орлова, который ему также попрежнему знакомству очень был известен, также воскликнул: - "А! Григорий Григорьевич! Здравствуй, мой друг!" - и поцеловав его, взял за руку и повел его к себе в кабинет, и пробыл там с ним более часа.
Что они там с ним говорили, того ничего я уже не знаю, а увидел только то, что генерал унял его у себя обедать, говорил и обходился с ним дружески, разговаривал за столом с ним о кенигсбергской нашей жизни и о том, как мы там поживали, веселились и танцевали вместе, и о прочем. Когда же встал изза стола, и г. Орлову пришло время от нас ехать, то обняв, расцеловал он меня, опять по прежнему своему кенигсбергскому еще обыкновению, и опять убедительнейшим образом стал меня звать к себе, и просить, чтоб я у него побывал и навестил в его квартире. "Хорошо, хорошо! сказал я: как скоро только можно будет, то твой гость, и побываю у тебя".
Сим кончилось тогда наше первое свидание и я почел его ничего незначущим; да и можно ль было мне тогда помышлять и вообразить себе, что призыв сей был превеликой важности и открывал было мне путь к достижению высоких чинов и достоинств, к приобретению великих богатств и к восшествию может быть на высокие степени чести и знатности. Ибо я тогда ничего еще об Орлове не знал и мне и в голову того вселиться никак не могло, чтоб был сей человек тогда уже очень и очень коротко знаком государыне императрице и, будучи к ней в особливости привержен, замышлял уже играть свою ролю и набирал для ей и для производства замышляемого великого дела и последовавшего потом славного переворота, из всех друзей и знакомцев своих партию и которых всех он потом осчастливил, вывел в люди, поделал знатными боярами, богачами и на век счастливыми, и чтоб, как сомневаться в том не можно, назначал он и меня тогда в уме своем себе в товарищи.
Всего того не зная ни мало и не ведая, и пропустил я сей случай без всякого уважения. Но как удивился, как чрез несколько дней является ко мне присланный нарочно от г. Орлова, кланяется от него и говорит: что приказал он меня звать как можно к себе, и что есть ему до меня нужда! - "Хорошо, братец! сказал я присланному. Я побываю у него, как скоро найду свободное время". - "Он было приказал вас звать теперь к себе, и приказал было мне проводить вас до его квартиры". - "Душевно б рад, мой друг, но теперь мне никак не можно! Вот видишь, карета стоит перед крыльцом, генерал в сию минуту едет со двора, и мне надобно с ним ехать. Итак, кланяйся, братец, Григорию Григорьевичу, и скажи, что теперь мне никак недосужно, и что я повидаюсь с ним после".
Сие и в самом деле так было: мы в тот же час поехали со двора, и я не уважил и сего вторичного призыва, и почел оный ничего незначущим, и мысленно еще сам в себе смеялся и говорил: - "Какая черту нужда! а так, небось, хочется пошалберить и повидаться".
Но не успело еще несколько дней пройтить, как, к превеликому удивлению моему, является опять тот же присланный от г. Орлова, и, остановив меня в сенях, спешащего иттить к генералу, и опять кланяется мне от него и опять зовет к нему почти неотступно, говоря, что он велел мне сказать, что, ейей, есть ему до меня крайняя нужда, и чтоб я как можно к нему пожаловал, приехал и хоть бы на одну минуту. - "Батюшка ты мой! отвечал я ему. Ейей! мне и теперь никак не можно. Генерал спрашивает меня, и я, видишь, спешу иттить к нему". Сие было и в самом деле, и генерал чрез несколько минут послал меня со двора и надавал мне тогда столько комиссий, что я с превеликою досадою до самого обеда проездил и в прах измучился. Но на дороге не раз приходило мне на мысль сие призывание: - "Господи! говорил я сам себе и говорил не однажды: - какая бы такая Орлову была до меня нужда? да еще и крайняя? Никаких у вас с ним не было связей, и никаких таких дел между нами, по которым бы могла дойтить до меня когданибудь надобность, а того меньше и нужда!.. Не понимаю я!.." продолжал я, пожимая плечами, и отъехавши, опять тоже и тоже вспоминал и дивился.
Наконец и вздумал было к нему завернуть, но так случись, что было тогда уже поздно, надобно было поспешать домой к генералу, а к тому ж както и позабыл я, и не мог в точности вспомнить, где именно была его квартира, а у присланного хотел было еще расспросить, но его, вышедши в сени, уже не застал, он тогда уже уехал; сверх того опасаясь, чтоб сие меня не задержало, отложил я и в сей раз свидание с ним до другого случая, а пропустил благополучно и сей случай и не уважил ни мало и сего третичного призыва.
