Олег Терентьев - Владимир Высоцкий: Эпизоды творческой судьбы
Другой же — в петлю слазил в «Англетере».
А в тридцать три Христа...
(Он был поэт, он говорил:
«Да не убий!» Убьёшь — везде найду, мол),
Но — гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил,
Чтоб не писал и чтобы меньше думал.
С меня при цифре 37 в момент слетает хмель.
Вот и сейчас как холодом подуло:
Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль
И Маяковский лёг виском на дуло.
Задержимся на цифре 37. Коварен Бог —
Ребром вопрос поставил: или — или.
На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо,
А нынешние как-то проскочили.
Дуэль не состоялась или перенесена,
А в тридцать три распяли, но не сильно.
А в тридцать семь — не кровь,
да что там кровь — и седина
Испачкала виски не так обильно.
Слабо стреляться?
В пятки, мол, давно ушла душа?
Терпенье, психопаты и кликуши!
Поэты ходят пятками по лезвию ножа
И режут в кровь свои босые души.
На слово «длинношеее» в конце пришлось три «е».
Укоротить поэта! — вывод ясен.
И нож в него —
но счастлив он висеть на острие,
Зарезанный за то, что был опасен.
Жалею вас,
приверженцы фатальных дат и цифр!
Томитесь, как наложницы в гареме:
Срок жизни увеличился, и может быть, концы
Поэтов отодвинулись на время!
1971
* * *Проложите, проложите
Хоть тоннель по дну реки
И без страха приходите
На вино и шашлыки,
И гитару приносите,
Подтянув на ней колки.
Но не забудьте, затупите
Ваши острые клыки!
А когда сообразите —
Все пути приводят в Рим —
Вот тогда и приходите,
Вот тогда поговорим.
Нож забросьте, камень выньте
Из-за пазухи своей
И перебросьте, перекиньте
Вы хоть жердь через ручей!
За посев ли, за покос ли
Надо взяться — поспешать!
А прохлопав, сами после
Локти будете кусать.
Сами будете не рады,
Утром вставши — вот те раз! —
Все мосты через преграды
Переброшены без нас.
Так проложите, проложите
Хоть тоннель по дну реки!
Но не забудьте, затупите
Ваши острые клыки.
[1972]
Кони привередливыеВдоль обрыва, под-над пропастью,
по самому по краю
Я коней своих нагайкою стегаю — погоняю,—
Что-то воздуху мне мало, ветер пью, туман глотаю,
Чую с гибельным восторгом — пропадаю!
Пропадаю!
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Вы тугую не слушайте плеть!
Но что-то кони мне попались привередливые,
И дожить не успел, мне допеть не успеть.
Я коней напою,
Я куплет допою, —
Хоть немного ещё постою на краю...
Сгину я, меня пушинкой ураган сметёт с ладони,
И в санях меня галопом повлекут по снегу утром.
Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони!
Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту!
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Не указчики вам кнут и плеть.
Но что-то кони мне попались
привередливые,
И дожить я не смог, мне допеть не успеть.
Я коней напою,
Я куплет допою, —
Хоть немного ещё постою на краю...
Мы успели — в гости к Богу
не бывает опозданий.
Что ж там ангелы поют
такими злыми голосами?
Или это колокольчик
весь зашёлся от рыданий?
Или я кричу коням,
чтоб не несли так быстро сани?
Чуть помедленнее, кони, чуть
помедленнее!
Умоляю вас вскачь не лететь!
Но что-то кони мне попались
привередливые,
Коль дожить не успел, так хотя бы допеть!
Я коней напою,
Я куплет допою, —
Хоть мгновенье ещё постою на краю...
[1972]
* * *Люблю тебя сейчас,
Не тайно — напоказ.
Не «после» и не «до»
в лучах твоих сгораю.
Навзрыд или смеясь,
Но я люблю сейчас,
А в прошлом — не хочу,
а в будущем — не знаю.
В прошедшем — «я любил» —
Печальнее могил,—
Всё нежное во мне
бескрылит и стреножит.
Хотя поэт поэтов говорил:
«Я вас любил: любовь ещё,
быть может...»
Так говорят о брошенном, отцветшем —
И в этом жалость есть и снисходительность,
Как к свергнутому с трона королю.
Есть в этом сожаленье об ушедшем
Стремленьи, где утеряна стремительность,
И как бы недоверье к «я люблю».
Люблю тебя теперь,
Без обещаний: «Верь!»
Мой век стоит сейчас — я вен не перережу!
Во время, в продолжении, теперь
Я прошлым не дышу и
будущим не брежу.
Приду и вброд и вплавь
К тебе — хоть обезглавь! —
С цепями на ногах и с гирями по пуду.
Ты только по ошибке не заставь,
Чтоб после «я люблю» добавил я «и буду».
Есть горечь в этом «буду», как ни странно,
Подделанная подпись, червоточина
И лаз для отступленья, про запас,
Бесцветный яд на самом дне стакана
И, словно настоящему пощёчина, —
Сомненье в том, что я люблю сейчас.
Смотрю французский сон
С обилием времён,
Где в будущем — не так
в прошлом — по-другому.
К позорному столбу я пригвождён,
К барьеру вызван я — языковому.
Ах, разность в языках!
Не положенье — крах.
Но выход мы вдвоём поищем и обрящем.
Люблю тебя и в сложных временах —
И в будущем, и в прошлом настоящем!
[1973]
* * *Мой чёрный человек в костюме сером...
Он был министром, домуправом, офицером.
Как злобный клоун, он менял личины
И бил под дых, внезапно, без причины.
И, улыбаясь, мне ломали крылья,
Мой хрип порой похожим был на вой,
И я немел от боли и бессилья
И лишь шептал: «Спасибо, что живой».
Я суеверен был, искал приметы,
Что, мол, пройдет, терпи, всё ерунда...
Я даже прорывался в кабинеты
И зарекался: больше — никогда!
Вокруг меня кликуши голосили:
— В Париж мотает, словно мы в Тюмень!
Пора такого выгнать из России!
Давно пора,— видать, начальству лень.
Судачили про дачу и зарплату:
Мол, денег прорва, по ночам кую.
Я всё отдам! — берите без доплаты
Трёхкомнатную камеру мою.
И мне давали добрые советы
Чуть свысока, похлопав по плечу,
Мои друзья — известные поэты:
— Не стоит рифмовать «кричу — торчу».
И лопнула во мне терпенья жила,
И я со смертью перешёл на «ты», -
Она давно возле меня кружила,
Побаивалась только хрипоты.
Я от суда скрываться не намерен,
Коль призовут — отвечу на вопрос.
Я до секунд всю жизнь свою измерил
