Михаил Пришвин - Дневники 1920-1922
У Чулкова собрались пожилые люди и говорили, может быть, весь вечер про эрос и… αγαπε[16].
Национальность? вот что такое: вчера встретился Цейтлин с Павлом Николаевичем, поговорив с ними, я сказал Цейтлину: «До свидания, Аарон Исаич» и, отойдя, подумал: «А ведь он, кажется, не Аарон Исаич, а Исай Ааронович». Попробовал повертывать: Исай Аароныч, Аарон Исаич — все равно! но Павел Николаевич и Николай Павлович — совершенно разные люди, — вот что значит национальность.
7 Ноября. Погода наконец улыбнулась и большевикам. Какое пышно-красное торжество, а всмотришься в лица — все люди в рядах равнодушные: эроса нет в Октябре, как ни рядись в красное. И невозможен эрос, потому что в Октябре был порыв, окончившийся браком совсем не с желанною.
Материалы: Путь творчества. 1) Женщина будущего (1-я фигура мещанина (лучше приказчик), 2) Распятие (эпиграф: если ты Сам Бог, спаси себя и нас), 3) Воскресение (отдав, воскрес).
11 Ноября. Сюжет для «Городов и весей»:
Черная биржа. Доллар. Мандельштам: как пойти. Рынок без товара.
— Покупаете?
— Продаю. Покупаем доллары.
— Вашингтон? Смесь! Канада. Доллар в деревне. Взял у попа деньги, а он в суд. Я ему говорю: мало я тебе <1 нрзб.> передавал. Заехал меду попить.
В любви, эросе возможны все виды тончайших ощущений любви, но разобраться — все их можно назвать эгоизмом (даже из огня ребенка вытащить и проч.), поэтому человек, во всем с виду живущий для других, может быть приведен к эгоизму, но αγαπε есть совершенно другой природы.
Правда — страшная — лежит на дне моря людского, как в могиле, правда лежит, и весь мир устроен так, чтобы люди встречались и лгали, боясь назвать правду, потому что как назвал ее, так будет непременно война.
Говорят, будто где-то <3 нрзб.> в лесах есть люди <1 нрзб.>, ласковые, и у них-то по правде живут. Но <1 нрзб.>, где леса обрываются.
Разве можно людям правду в глаза сказать? За семью печатями правда лежит, и в молчании охраняют ее сторожа, но если вслух сказать — будет война.
Нужно, чтобы Христа распинали на улице, как человека, а не устраивали Ему божеские литургии в храмах, поселяя иллюзию сентиментальной любви для откорма попов.
Изнежились даже и палачи, но мы берем на себя это страшное дело и Христа распнем, если Он к нам покажется. Хотели вы богатств, славы, силы в вашем Христе? Нет, вы хотели страдания, и мы даем вам страдание, страдайте, копите Христа в себе, чтобы слово его было не уговором, а огнем, испепеляющим палачей.
Почему Он ничего не ответил разбойнику, который просил его доказать силу свою и сойти с креста? Нужен ему был позор, унижение. Пусть! но ведь и то говорится, что Он в Славе придет. Так что же — копите Его в себе такого, а мы будем копить другое, над чем Он силу свою и Славу окажет.
Сюжет для рассказа: человек какой-то свободной профессии (писатель, художник), стесненный голодом и укорами жены, бросает свое дело, кое-как служит, достает пайки, корову, сено, сам доит, кормит, учит детей и потом достает мандат на перевоз коровы на юг и уезжает проводником коровы.
Почему Алпатову нельзя было пойти в коммунисты? Потому что они у власти, потому что это равняется тому, как бы для защиты себя взять оружие — значит изменить своей духовной природе. Тут главное в том, что нужно уступить свое первенство.
Натертая нога болела, ныла, и, когда сон, спутав, как видно, время и место боли в ноге, — охватило больное место в душе, и душевная боль заслонила телесную, развернула картину прошлого (к появлению женщины «в Алпатове» — по голосу узнал ее).
Мещане (ремесленники) — пустое место в душе, куда все проваливается (и Бог), — только Бог и может заполнить эту ужасную пустоту. Максим Горький — изобразитель этого мира (какой тут рыбак, какой тут крестьянин).
26 Ноября. Оголтелые дети, не имеющие ни страха, ни внимания даже к тайнам старших, герои однодневного действия, поденками вылетевшие в мир бесконечного творчества.
Поэт Клычков, приобщенный к иному миру, не доделавши там свое дело, приходит в обыкновенный мир бытия и своей небесной полуправдой отравляет все основы земного бытия (как и Толстой когда-то пахал). Затворись, мой друг, и ожидай указания веры, сильной, как знание, после чего приди и учи, иначе ты отымаешь у людей их простую земную веру в небесные тайны (ни Богу свечка, ни черту кочерга).
Художник должен совершенно захватить человека так, чтобы тот остался, как распятая плоть, со своим последним вопросом ко всему делу художества в крайних глубинных счетах духа и материи.
В лесу идешь, и одна веточка тихим гостем явится, шепнет на ухо: «Я здесь! милый друг» — и ляжет на плечо или шею обнимет, — милая веточка! за что ты меня полюбила, как доверилась! сердце раскрывается и готово обнять весь мир, а другая в ту же минуту рогулькой стоит и метит в глаза, стукнет туда, и света не взвидишь. Тогда встревожились все разные большие деревья, обступили со всех сторон ильмы высокие и <1 нрзб.>, дубы, береза, клен и ясень, все сошлись густелью и ветвями своими махают, кланяются, кланяются.
1 Декабря. Серафима Михайловна оказалась не Сер. Мих., а Софья Павловна (открылось во время революции), — отвратительно! как будто обманывала женщина, говорила, что любит, а сама по ночам ходила к другому, — вот что значит имя.
В магазине «Мясо и дичь» барыня, та самая барыня, которую недавно туря ли торговки: «Ишь фуфыря, расфуфырилась! жрать нечего, а тоже барыня!» — теперь спрашивает дичь. Приказчик предлагает:
— Есть рябчики, есть тетерева, мадам.
— Те́терева!
— Мадам, — говорит приказчик, — вам, мадам, тетерев или мусье?
Честность значит согласие слова и дела, если же слово становится универсальной идеей, осуществление которой и невозможно, а требование согласия слова и дел в честной натуре продолжается, то это уже фанатизм.
— Я сказал — и сделаю.
— Да, я знаю: вы будете делать, вы человек честный, но будет ли хорошо от того, что вы честность свою окажете?
— Кому хорошо?
— То есть нам.
— А мне-то какое дело до вас?
— Вот и я тоже думаю, что вы это, собственно, для себя стараетесь и высоты своей достигаете, как вы человек образованный, то вы поднимаетесь вверх, а мы находимся в темном подчинении и должны преклоняться перед вами.
— Как перед вождем.
— Конечно, и перед вождем, но как вождя-то понимать: вы же, собственно, себя самого ведете.