Рене Кастр - Бомарше
Его доброта, которая выражалась в помощи сестрам и почтительной любви к отцу, свидетельствовала о способности Бомарше оказывать материальную поддержку всем страждущим.
Даже алчной вдове его отца, этой интриганке, на которой старик Карон женился почти in extremis, Бомарше выделил немалую долю его наследства, написав на папке с документами по этому делу: «Вдове моего отца, прошенной мною».
Продажа с молотка Шинонского леса, состоявшаяся почти сразу после окончательной победы Бомарше в процессе с Лаблашем, также явилась свидетельством его щедрости и бескорыстия. Он вынужден был пойти на это и не оспаривал решение Королевского совета, отказавшего ему в возмещении ущерба в сумме 50 тысяч ливров, которые Пьер Огюстен требовал «от имени честных граждан, чьи интересы пострадали в этом безуспешном предприятии».
В 1781 году завершились слушания по делу, возбужденному против него Обертенами. Бомарше проиграл его. Братья его первой жены не скрывали своей радости, что смогли досадить человеку, чье восхождение к славе, по их мнению, началось именно благодаря браку с их сестрой.
Движимый жаждой справедливости и гневом, Бомарше добился того, что это дело было возобновлено в двадцать седьмой раз: после вмешательства Морепа было предпринято новое расследование, суд пересмотрел свое решение и вынес окончательный приговор в пользу Бомарше. Обертенам, требовавшим возмещения 33 тысяч ливров, на которые с 1756 года набежали проценты на такую же сумму, и еще 12 тысяч судебных издержек, то есть в общей сложности 78 тысяч ливров, было отказано в иске и предписано выплатить Бомарше 40 тысяч ливров в качестве его доли наследства первой жены и одну тысячу экю за ущерб, нанесенный ему этой затянувшейся тяжбой.
«Каким чудом, — поинтересовался у него Гюден, — имея столько врагов, вы всегда выходили победителем из всех щекотливых дел?
— Я всегда действую напрямую. Немного ума и умения логически мыслить позволяют без труда одержать победу над ложью и недобросовестностью».
После вынесения окончательного приговора по делу с Обертенами, в котором была поставлена на карту его честь, поскольку бывшие родственники пытались обвинить его в убийстве первой жены, Бомарше проявил поразительное великодушие: если поначалу, желая восстановления справедливости, он потребовал приведения приговора в исполнение и ареста имущества его противников, то потом, узнав, в каком плачевном положении те оказались, проиграв процесс, смягчился. Получив столь желанное моральное удовлетворение, он отказался от материальной компенсации, простив долг людям, которые на протяжении четверти века поливали его грязью.
Стоит также упомянуть, что в 1782 году он уступил за бесценок принадлежавшую ему должность при дворе своему секретарю Тевено де Франси.
Его щедрость в денежных делах сочеталась с готовностью в любой момент встать на защиту притесняемых и оказать кому бы то ни было бескорыстную помощь. Не боясь навлечь на себя неприятности, Бомарше, не раздумывая, вступился за протестантов города Бордо, которым не позволяли заниматься торговлей по причине их вероисповедания; он убедил их единоверца, генерального контролера финансов Неккера, что присутствие кое-кого из этих людей в торговой палате было бы весьма полезно во время войны с англичанами.
В духе той же веротерпимости в 1779 году он ходатайствовал перед маршалом де Ришелье за еврея Перейру, родственника которого ему удалось с большим скандалом вырвать из когтей инквизиции, «на коленях слезно упросив за него Верженна».
Этот Перейра был шустрым молодым человеком, соблазнившим дочь одного банкира; отец не позволил ему загладить вину перед девицей, и над юношей нависла угроза тюремного заключения, которому он предпочел добровольное изгнание. Благодаря Бомарше Перейра получил разрешение вернуться во Францию, чтобы обнять умирающую мать.
В Бордо Пьер Огюстен вступился за председателя тамошнего парламента Дюпати, ставшего жертвой интриг судей, и за одного банкира, которому грозило разорение, а также щедро вознаградил спасителя юнги, упавшего с одного из принадлежавших ему кораблей.
Он всячески помогал своим собратьям по перу и театральной братии, в частности, выхлопотал у Морепа должность историографа для Мармонтеля. А интенданту королевских зрелищ и увеселений г-ну Папийону де Лаферте он порекомендовал молоденькую и хорошенькую актрису мадемуазель Мельянкур, мечтавшую петь в Итальянском театре: «Передаю на ваше попечение эту прелестную певицу с хорошими музыкальными данными, горящую желанием стать актрисой; ко всему прочему она умна и из хорошей семьи; покровительство ей может сделать честь любому просвещенному человеку, готовому взять на себя этот труд».
Будучи другом молодых писателей, Бомарше, несмотря на многочисленные заботы, правил их рукописи и поддерживал материально, порой оказывая весьма существенную помощь. Так, например, Дора получил от него меньше чем за год 8400 ливров, которые скрасили остаток жизни этого, ныне совсем забытого поэта. Гюден де ла Ферльер, секретарь-казначей Бомарше и брат Гюдена де ла Бренельри, вел учет денег, которые ссужал его хозяин, заведя для этой цели книгу неплатежеспособных должников. Записи в ней весьма красноречивы, мы находим там, к примеру, имя Бакулара д’Арно, одного из давнишних противников Бомарше, которых он разделал под орех в своих мемуарах, направленных против Гёзмана. Этот человек, оклеветавший его когда-то, ушел из жизни, не уплатив своему кредитору долг в 3600 ливров. Такая же история произошла и с создателем революционного календаря Фабром д’Эглантином. Расчетливый, как того требовала его должность, казначей Гюден, как мог, ограждал Бомарше от бесконечного потока просителей, наслышанных о его богатстве и щедрости, слава о которой распространялась, словно круги на воде. Все просьбы Бомарше тщательно изучал, а потом лично писал ответ — порой уклончивый, порой умилительный, а порой великодушный.
«Мне сказали, что вы очень богаты, — писал ему кавалер де Сен-Мартен, командир аквитанского полка, расквартированного в Сен-Бриё. — Прекрасно! Разница меж нами в том, что я совсем не богат и двадцати пяти луидоров вполне хватило бы, чтобы сделать меня таковым. Итак, по совести, чтобы все было так же прекрасно, как вы говорите, вы должны прислать мне эти двадцать пять луидоров, я верну их вам через год, слово благородного человека. Я вижу, как вы смеетесь и говорите: „Что это еще за сумасшедший?“ Но почему? Что в этом обращении такого удивительного? Что я никогда вас не видел? Ну так вы тем более должны помочь мне хотя бы за мою веру в то, что ваша щедрость столь велика, что вы можете дать двадцать пять луидоров нуждающемуся в них незнакомому вам человеку».
