Ричард Коул - Лестница в небеса: Led Zeppelin без цензуры
Часть 27
58. Послесловие
С тех пор, как книга «Лестница в небеса» увидела свет в начале девяностых, я получил множество просьб от читателей и фанатов Led Zeppelin дополнить мою историю. Некоторые спрашивали, что я делал после выхода первого издания, другие хотели узнать больше о моей успешной борьбе с многолетними вредными привычками. Новое издание даёт мне возможность добавить несколько страниц к описанию моей жизни после «завязки», включая работу с другими группами за последние годы, а также взглянуть на жизни оставшихся музыкантов Led Zeppelin.
Вы можете подумать, что сразу после распада группы я знал, чем заняться дальше. В конце концов, я провёл двенадцать лет тур-менеджером крупнейшей группы всех времён и народов, поэтому можно было ожидать, что меня завалили предложениями от других больших групп.
Но этого не произошло и мне не следовало удивляться. Я провёл отпуск в Маниле в январе 1981-го, затем полетел в Лос-Анджелес в поисках работы. Но я был так истощен наркотиками и алкоголем — и по-прежнему имел имидж такого крутого гангстера — что никто не хотел иметь дело со мной. Я был подавлен и расстроен, но в первые месяцы не понимал, насколько жалкой стала моя жизнь, и как тяжело существовать в «реальном» мире. Я больше не ездил в «Кадиллаках», меня подвозили друзья на потрёпанных «Тойотах». Я не останавливался в классных номерах лучших отелей, а ночевал на диванах приятелей.
Помню, как проснулся одним утром в странном доме — без работы, в отчаянии от безысходности. Я находил утешение в бутылке «Джека Дэниелза», надеясь, что смогу заглушить горе, и наберусь храбрости, чтобы начать звонить в поисках работы. Но вместо этого я предпочитал связываться с поставщиками кокаина или героина.
Это было ужасное время. Я жил в кредит и всё глубже погружался в горе и наркоту. Как-то ночью в «Рэйнбоу», после вечера сплошных текилы и саке, официантка попыталась забрать стакан из моей руки, потому что пора было закрываться. Разозлившись, я отколол кусок стекла и бросил в неё. Давайте взглянем правде в лицо — я встал на путь саморазрушения.
Вскоре я оказался в реанимации медицинского центра «Седарс Синай». Оттуда меня перевезли в окружной госпиталь, потому что у меня не было медицинской страховки. Я оказался среди людей с огнестрельными ранениями. Меня поместили в «красную комнату», которую один из докторов описал, как место, откуда пациенты обычно не возвращаются. Врачам меня удалось вытащить, но когда друг пришёл навестить меня, мой первый вопрос был таким:
— Какие наркотики ты принёс?
Через секунду я нюхал спид (наркотик из группы стимуляторов) в больничной постели.
Меня интересовало только получить кайф. Перед выпиской доктор спросил, что я обычно выпиваю за день, а затем имел наглость заявить:
— Вы не задумывались над тем, что можете быть алкоголиком?
Как он смел? Тогда подобный вопрос мог обидеть меня, я дал ему об этом понять повышенным голосом и набором трёхэтажных выражений. Доктор посоветовал больше не пить, но через неделю меня арестовали за езду в пьяном виде.
Несмотря на хаос в моей жизни, случались в ней и позитивные моменты, которые я не мог полностью оценить в одурманенном состянии. Я встретил Ли Энн, работавшую в «Barney’s Beanery», вскоре она стала матерью моей прекрасной дочери Клер. Но я был больше озабочен наркотиками, причём за счёт дорогих мне людей.
Я много раз слышал про мужчин и женщин, которые из-за наркотиков и алкоголя потеряли всё, включая дома и семьи. Но как такое может случиться со мной? Одна «хорошая» неделя в кайфе стоила мне любимого «Остин-Хили 3000», рождественского подарка от Питера Гранта в 1976 году. Потом я получил письмо от бухгалтера из Лондона с сообщением, что мой дом продали в счёт оплаты долгов. Я поехал к другу Эллиоту, ростовщику с бульвара Санта-Моника, который принял в залог золотые и платиновые диски цеппелинов, произведения искусства, пару часов, кольца и что-то ещё, что я смог найти в обмен на бухло.
Когда родилась Клер, в глубине души я надеялся, что пополнение в семье поможет мне стать более ответственным, я буду больше бывать дома, брошу пить и ширяться. Может быть, я достаточно протрезвею, чтобы получить стабильную работу. Но этого не случилось, и ещё несколько лет я доставлял неприятности близким.
Вскоре, после двух нарушений за вождение в нетрезвом виде в течение одной недели (на автомобиле и на мотоцикле), я решил, что нужно съездить в Лондон к маме, которую не видел три года. Продав мотоцикл Элиоту, я отправился домой. Бывшая жена Мэрилин встретила меня в аэропорту и приютила на пару деньков.
Во время визита в Англию я позвонил Питеру Гранту. Поговорив немного, он предложил мне сесть в поезд до Суссекса, где меня встретила машина и отвезла в его большое старинное поместье, окружённое рвом, который можно пересечь только по мосту. Когда я приехал, помощник Питера Рэй Уошберн обнял меня в знак приветствия. Питер сидел в салоне в окружении огромной коллекции картин в стиле арт-нуво и арт-деко, а также других предметов искусств. После того, как мы с Питером обнялись, Рэй задал вопрос, который я больше всего мечтал услышать:
— Что ты желаешь съесть и выпить?
На какой-то момент, когда Рэй открыл бутылки, я почти решил, что время пошло вспять: вернулись старые деньки, когда я сидел на вершине мира. Я должен вернуться в активный музыкальный бизнес.
Но этому предшествовал долгий путь. Пока я был в Англии, мне так сильно нужны были деньги, что я устроился на стройку — работу, которую не делал с 1966 года, когда ушёл от The Who. Первая работа находилась в школе, в паре остановок от дома мамы. Лучшим объяснением, которое я смог придумать для остальных на стройке, что жил в Америке и там мне пришось несладко. К концу первого дня тело всё ныло, мне требовалось натереться обезболивающим.
Вообще-то я удивился, что не забыл, как это делается — но сердце лежало совсем в другом месте. В один «прекрасный» день я впал в дикое отчаяние, что было мне несвойственно. Купив цветы, я отнёс их к могиле отца. По дороге домой вдоль канала я начал кричать на Бога за то, что он мне дал такую жизнь, почему я не мог быть как другие дети, с которыми рос, не гоняясь за блеском и мишурой, а теперь остался без надежды вернуться к экстравагантному образу жизни. Иногда мне хотелось покончить со всем, но это разбило бы сердце мамы.
А потом события начали меняться. Я не пил три месяца, когда старый приятель Сезар Данова прислал телеграмму с просьбой позвонить ему за его счёт в Токио насчёт работы в рок-н-ролле. Я побежал к телефонному автомату с настроением, будто забил гол.
