Владимир Голяховский - Американский доктор из России, или История успеха
Зайдя в любой книжный магазин большого американского города, можно сразу понять, какое изобилие интеллектуальных знаний предоставляет читателям Америка (не принимая во внимание, конечно, художественную макулатуру). И какие великолепные издания!
Несколько раз я пытался уговорить своих интеллигентных знакомых из России:
— Давай заглянем в «Барнс энд Нобель». — Это — крупнейшая книготорговая фирма.
— Зачем?
— Посмотрим новые издания.
— А книги на русском там продаются?
— Нет, только на английском.
— А-а, на английском. Тогда для чего мне туда идти? Мне это не надо. У нас на Брайтоне тоже полным-полно хороших книг, и все на русском.
Чего ж удивляться, что некоторым интеллигентам из России общество Америки представляется недостаточно интеллектуальным — они его не знают и знать не собираются.
Внучка
Моей Ирине исполнилось шестьдесят — в это трудно было поверить. Впрочем, мы всегда поражаемся изменениям первой цифры нашего возраста и трудно привыкаем к мысли, что позади еще одно десятилетие…
Когда мы встретились, ей только что исполнился двадцать один — это было в 1953-м. Я окончил 2-й Медицинский институт и перед началом работы в Карелии приехал отдыхать в Дом творчества писателей «Гагра», на Черном море. Лавина жизни катилась мне навстречу, впереди маячили докторская карьера, писательские свершения, может, и еще что-то. Но о чем я тогда не помышлял — это о большой любви и о семье.
Ранним утром 31 июля я вышел на пустынный пляж — поплавать до завтрака. Ленивые ласковые волны набегали на гладкую гальку берега, вдали, за буйком, стилем «кроль» плавала какая-то девушка. Нельзя было рассмотреть ничего, кроме белой купальной шапочки и взмахов рук, но я понял, что она новенькая в нашем санатории. А что может быть привлекательней новенькой для отдыхающего на море молодого парня? Хоть я и не очень хороший пловец, но вдохновенно кинулся в воду и поплыл в ее направлении стилем «брасс».
— Девушка, почему вы заплыли так далеко одна? — спросил я, кружа вокруг нее.
«Ничего не сказала рыбка, лишь хвостом по воде плеснула». И улыбнулась. Ту улыбку я запомнил на всю жизнь. Улыбка была очень милая и умная. Пораженный ею, я влюбился мгновенно и навсегда. Так Ирина стала моей Золотой рыбкой. Спустя много лет мать Ирины показала мне ее письмо тех дней: «Есть здесь один симпатичный молодой человек, кончил медицинский, пишет стихи». Чего же больше: симпатичный! Говорят, что «браки заключаются на небесах». Если это так, то ангелы на небесах порешили наш будущий брак, неведомо для нас обоих, именно в момент ее улыбки в море. На земле нам пришлось ждать еще три года, пока я не вернулся в Москву после работы в Карелии. Оттуда я писал ей страстные письма, любовные стихи и сонеты в подражание Шекспиру:
Ты не цени во мне поэта, Когда найдешь удачным стих, Согрет он лаской глаз твоих, Твоя, твоя заслуга это. Но оценить любовь сумей, Моей поэзии начало, И, чтоб строка смелей звучала, Люби, люби меня смелей…
Когда я вернулся, нас вихрем завертела такая бешеная волна страсти, что мы сами не осознали, как через месяц стали мужем и женой, без всякой свадьбы. А через год Ирина родила сына, Владимира-младшего.
И вот — прошло тридцать девять лет с момента той улыбки. Нам досталась большая и сложная жизнь, многое происходило за эти годы с нами и вокруг нас: мы достигали и теряли, под пятьдесят начали жизнь сначала, были бедными и стали состоятельными, я два раза становился профессором хирургии и написал несколько книг, Америка нас приняла, а наша бывшая страна развалилась. Но самое главное было в том, что мы всегда были вместе, ни при каких обстоятельствах не покидая друг друга. Наша привязанность друг к другу с годами росла, и между собой мы даже шутили, что, как сиамские близнецы, срослись друг с другом. А ведь сколько людей расходились на наших глазах! В XX веке священное единение людей — семья — перестало быть священным. Но мы сохранили святость нашего союза.
И все было бы у нас хорошо… кроме одного: не было у нас внуков. Тридцатипятилетний наш сын не женился и о детях не помышлял. А есть такая прекрасная житейская истина: доживешь до внуков — считай себя счастливым. Одно из самых естественных желаний старости — видеть маленьких деток твоих детей. После шестидесяти начинаешь сильно беспокоиться — может, внуков тебе никогда и не дождаться.
Моей Ирине уже шестьдесят. А она все еще хороша, весела, остроумна — все еще дама во всей красе. В Америке по традиции мужчины никогда не празднуют свои дни рождения, зато женщины празднуют всегда и возраст свой не скрывают. Я предложил:
— Давай, в честь твоего юбилея устроим ужин в «Зале Эдварда», в отеле «Плаза».
Когда-то, в 1979 году, мы праздновали в этом роскошном ресторане золотую свадьбу моих родителей — последний праздник отца. Тогда для нас это было безумной роскошью, мы решились на нее, скрепя сердце и опустошив карманы. Теперь этот ресторан был местом наших привычных встреч с людьми.
Незадолго до праздника сын преподнес нам большой сюрприз:
— Эй, вот какое дело: моя гелфренд Линда беременна, и мы решили пожениться. Что вы об этом думаете?
Вопрос, конечно, был риторический: сначала сын поставил нас в известность о своем решении, а потом спросил нашего совета.
— Раз вы так решили, следуйте вашему решению. Это ваша жизнь, мы желаем вам счастья.
Но все-таки мы насторожились: Линда американка, а немногие русские парни женились на американках — сказывалась большая разница в привычках и взглядах на жизнь. Владимир нам почти ничего про нее не рассказывал, мы только знали, что ей около сорока, на четыре года больше, чем ему, наверняка у нее много всего позади. Мы знали, что они почти год живут вместе, что она из семьи среднего достатка, содержит себя сама, работая в книжном магазине на Бродвее (где они и познакомились), — вот и все. Родителям всегда хочется, чтобы у детей все было не хуже, чем у них самих. Мы женились по страстной любви, но с его стороны мы ничего этого не видели. А что с ее стороны — кто знает? Даже сам тон сообщения нам говорил, что решение об их союзе было каким-то компромиссом. А я всегда считал, что, хотя жизнь и состоит из сплошных компромиссов, но в двух случаях на компромиссы идти нельзя: в выборе специальности и в выборе спутника жизни. И то, и другое может потом обернуться неудовлетворенностью и недовольством…
И все-таки с того момента в нас закралась радость: наконец-то мы станем дедушкой-бабушкой!.
Шеф Ирины в ее лаборатории доктор Майкл Розен прислал ей шестьдесят роз и устроил в ее честь прием у себя в загородном доме. Весь тот солнечный день мы плавали в большом бассейне, ели жаренное на гриле мясо и цыплят, болтали, смеялись, говорили тосты… и крепко выпили. А через несколько дней пригласили в ресторан всех, кто помог нам в устройстве нашей жизни в Америке. Туда наш сын впервые привел и Линду (как я когда-то привел в родительский дом беременную Ирину). Линда, высокая блондинка (крашеная, конечно), симпатичная, несколько растерянная, — впервые с нами. Каково-то будет с ней нашему сыну? В ней не было сразу подкупающих простоты и шарма, и улыбка у нее холодная, совсем не такая обворожительная, какая была у Ирины в минуту нашего знакомства в море. Но первое впечатление бывает обманчивым, и мы ее поздравили, расцеловали и представили гостям:
