Пол Рассел - 100 кратких жизнеописаний геев и лесбиянок
Уайт поступил в Академию Кранбрука и позднее преуспел в изучении китайского языка в Мичиганском университете. Переехав в Нью-Йорк в 1962 году («в поисках кого-нибудь, кого я позднее нашел и с кем жил пять лет»), он проработал в компании «Книги на всю жизнь» вплоть до 1970 года. Он пишет: «Я никогда не считал себя компанейским парнем. Я бегом бежал с работы домой, в свою квартиру на Мак-Дугл-стрит, что-нибудь ел и тут же ложился спать. В одиннадцать я просыпался, одевался под хиппи и направлялся в бары». После года пребывания в Риме Уайт вернулся в Соединенные Штаты, где стал работать редактором в «Субботнем обозрении» и в «Горизонте». В середине семидесятых годов он и еще шесть писателей-геев из Нью-Йорка — Эндрю Холлеран, Роберт Ферро, Фелайс Пикано, Джодж Уитмор, Кристофер Кокс и Майкл Грамли — организовали специальный клуб, известный как «Violet Quill» («Фиолетовое перо»).
Встречаясь у кого-нибудь на квартире, они читали и анализировали работы друг друга, затем отправлялись перекусить. Все эти писатели представляли ту ветвь литературы, которую Уайт так безуспешно пытался найти в Иллинойсе, когда был подростком.
Среди романов Уайта были: его аллегорическая фантазия о жизни на Огненной Земле «Забыв Елену» (1973), «Ноктюрн королю Непала» (1978) и первые два тома задуманной автобиографической тетралогии «Собственная история мальчика» (1982) и «Прекрасная комната пуста» (1988).
В 1983 году он переехал во Францию; потери, понесенные из-за СПИДа среди литераторов, заставили его в 1990 году вернуться в Соединенные Штаты. Четверо членов «Фиолетового пера» — Ферро, Грамли, Кокс и Уитмор — уже умерли, так же как и множество других молодых, подающих надежды писателей, например Тим Длугос и Джон Фоке. Двое близких друзей Уайта, критик Давид Калстоун и его издатель Билл Уайтхед, тоже умерли от этого заболевания. Он писал: «Для меня эти потери были значительными. Свидетели моей жизни, люди, которые разделяли мои взгляды и чувство юмора, покинули меня. Потеря всех тех книг, которые они могли бы написать, остается невосполнимой».
Хотя его творчество как романиста высоко оценивалось такими писателями, как Владимир Набоков и Сьюзен Сонтаг, наибольшее значение, вероятно, имеет его работа в качестве художественного критика. Урбанист, софист, он вел хронику жизни геев с семидесятых до девяностых годов, будучи ее свидетелем и участником. Он стал главным арбитром, хотя его и критиковали за узость вкусов — особенно после его антологии «Беллетристика геев» (1991), в которую он не включил ни одного сочинения, написанного цветным. Тем не менее его путевые заметки 1980 года «Состояния желания: путешествия по Америке геев» оставались бы классикой, если бы не беззаботный (а теперь болезненный) взгляд на жизнь геев в тот особый момент культуры, перед самым нашествием СПИДа. Его новаторская книга 1977 года «Радость секса геев: интимное руководство для геев», написанная им вместе с доктором Чарльзом Сильверштейном, открывала миллионам (геям, «правильным» и чудакам) смелый новый мир сексуальной практики и стиля жизни. Кумулятивный эффект присутствия Уайта одновременно в таких разных жанрах должен был привести к определению параметров «культуры геев» в конце семидесятых — начале восьмидесятых годов, какой бы эта развивающаяся сущность ни была.
Конечно, СПИД омрачал все это, и Уайт, будучи ВИЧ-инфицированным, писал о дилемме, которая стоит перед писателями-геями сегодня: «Некоторые… думают, что невозможно иметь дело с чем-нибудь (кроме СПИДа); другие полагают, что, так как культура геев представляет собой постоянную опасность, особенно при отсутствии постоянного партнера, для любого, кто вступит еще раз в гомосексуальную связь, не соблюдая медицинских предосторожностей, основной обязанностью писателя-гея является напоминание читателям о том, к чему это может привести. Только таким образом наследие геев может передаться тем, кто родится после «чумы XX века».
Собственный выбор Уайта был ясен: его самая последняя работа — это монументальная биография французского романиста и драматурга Жана Жене, в которой утверждается, что гомосексуальность Жене давлеет над другими аспектами его жизни. Что касается Эдмунда Уайта, то он и его работа остаются частью жизни гомосексуалистов высшего и среднего класса второй половины XX столетия в Америке.
93. Кэтрин Филипс
Кэтрин Филипс родилась 1 января 1631 года в церковном приходе Святой Марии Уолчерч в Лондоне. Ее отец Джон Фаулер был купцом. После его смерти мать вышла замуж за Гектора Филипса, и Кэтрин приняла фамилию отчима. В восьмилетнем возрасте ее отослали в аристократическую школу в Кокни, которой руководила миссис Сальман, бывшая ярой роялисткой (это происходило во времена правления Оливера Кромвеля). В 1647 году Филипс вышла замуж за Джеймса Филипса, сына ее отчима от первого брака. Она была его второй женой. Вместе они делили свое время между Кардиганом в Уэльсе, который Джеймс Филипс представлял в Парламенте, и Лондоном.
Образованная и умная женщина, Филипс начала писать стихи, и в 1651 году ее первые стихи были опубликованы в сборнике вместе со стихами Генри Вагана. Другие ее стихи расходились в рукописном варианте, принеся ей славу среди просвещенных людей. Она создала вокруг себя Платоническое общество дружбы, члены которого брали себе экзотические имена: ее муж стал Антенором, сэр Эдвард Диринг — Сильвандером, а она сама была известна как Оринда, или, более часто, Несравненная Оринда.
Несравненная Оринда посвятила почти половину своих стихотворений своей подруге Анне Оуэн, которую она называла Лукасией. Множество ее других творений были посвящены Мэри Обри, известной как Розания. Одно из ее самых известных стихотворений называлось «Лукасия, Розания и Оринда, гуляющие у фонтана, июль, 1663» и описывало интимную дружбу женщин в XVII веке. Написанные страстным языком, подобные поэзии Джона Донна, ее стихи прославляют с необычным жаром радости и боли ее любви к этим женщинам — что она называла «таинством дружбы». Это был мир, сконцентрированный вокруг любви женщин к женщинам, величественный и благородный мир, в котором мужчинам практически не было места. Она называла Лукасию «моя радость, моя жизнь, мой отдых». Она писала Розании:
Итак, наши души-близнецы срастаются в одну,
И научат мир новой любви,
Освободят возраст и секс, и внешность,
Которые пламенный рок не осмелится тронуть.
А эти прекрасные стансы из поэмы «Оринда Лукасии» ставились современниками Филипс в один ряд с самыми лучшими поздними метафизическими виршами:
